Теперь я беру голубя удачи. От волнения у меня трясется рука, и я чувствую, как подпрыгивает сердце, когда я совершаю круговые движения над горящими палочками.
Бросаю деревяшки. Одна падает одной стороной вверх, а вторая — другой. Я с облегчением вздыхаю и улыбаюсь.
Мне должно повезти.
Теперь очередь Фредерика, но он отказывается от гадания:
— Я сам творец своего счастья.
49
Ай Сун ведет нас в здание, где, как он говорит, будет приятно вкусить легкие китайские блюда. Пройдя через ворота в высокой стене, мы оказываемся в прелестном саду перед невозмутимой гладью озера. На противоположном берегу низкие деревья свисающими ветками касаются неподвижной воды, в которой стоят длинноногие аисты, грациозные птицы, знакомые мне по рисункам на китайских веерах.
Гид приводит нас в комнату, отгороженную от внутреннего двора большими резными воротами. Внутри стоят жесткие деревянные стулья и столы.
Мы садимся за стол и слышим пение под странные, тоскливые звуки тамтама и пронзительной флейты.
— Мы в Храме мертвых, — говорит нам Ай Сун.
Я вспоминаю, что сегодня Рождество.
— Мы совершаем рождественскую трапезу в Храме мертвых, — обращаюсь я к Фредерику.
— Будем надеяться, мертвые не помешают нам насладиться вкусной пищей.
Пока мы едим, Ай Сун рассказывает нам о посмертном ритуале.
— Когда умирает человек, ночью разжигают костер и бросают в огонь вещи домашнего обихода, такие как шкатулки, где хранились деньги, коробки, в которых лежала женская одежда, и прочее, в то время как священнослужители играют на флейтах. Демон покидает тело покойного, чтобы сохранить его собственность, а назад уже не может возвратиться, и тогда душа спасена.
Я поднимаюсь по высоким каменным ступеням к водяным часам, которым, по словам Ай Суна, пятьсот лет, и они никогда не останавливались, и их никогда не чинили.
В небольших нишах в каменной стене стоят божки, а перед ними дымятся ароматические палочки. Водяные часы состоят из четырех медных сосудов — каждый величиной с деревянную бадью, — расположенных друг под другом лесенкой. Они соединены желобом, по которому вода переливается из сосуда в сосуд. Деревянная линейка, прикрепленная к нижнему сосуду, поднимается по мере наполнения его водой, указывая час.
Для горожан время отмечают на доске, висящей рядом с храмом. Самый верхний сосуд наполняется водой раз в сутки, и другого обслуживания для часов не требуется.
Когда я спускаюсь к двери внизу лестницы, какой-то человек, одетый во все черное, вдруг выхватывает мою сумочку, сильно толкает меня, так что я падаю, и выбегает через дверь.
Я вскакиваю и кидаюсь к двери, а за ней вдруг оказывается группа людей, которые не дают мне открыть ее.
Фредерик находится снаружи. Он кричит «стой!» убегающему человеку и бросается за ним в погоню. Я же, кипя от негодования и пронзительно визжа, давлю на дверь.
Люди с другой ее стороны расступаются, и я, прорвавшись сквозь них, несусь в том направлении, в каком скрылись Фредерик и вор. Я не пробежала и десятка шагов, как из-за угла дома выходит Селус и с видом победителя отдает мне сумочку.
— Отнял.
— Воры никогда не упускают случая и делают свои дела за считанные секунды. — Я проверяю содержимое сумочки.
— Он бросил ее, когда я догонял его. Что-нибудь пропало?
— Нет.
— Прекрасно. Значит, голубь счастья не обманул — вам повезло.
— Какое же это везение, если у меня воруют сумочку! Разве везением назовешь, когда толпа вдруг собралась у двери, и я не могла броситься за жуликом.
Я киплю от негодования и прошу Ай Суна немедленно доставить меня на «Пувань».
Ясно как божий день — похитителю нужны были не деньги, а ключ.
Также очевидно, что Фредерик специально организовал наше посещение места, где можно легко устроить такую «операцию», а это значит, что гид тоже в ней задействован.
После этого случая я холодна и сдержанна с Фредериком.
— Попросите на чай у вашего приятеля воришки, — говорю я Ай Суну, когда он доставляет нас к забортному трапу судна, отказав гиду в вознаграждении.
Тот ничего не отвечает, а только сверкает на меня виноватым и обиженным взглядом.
Всему есть предел — не хватает еще платить за то, что тебя пытались ограбить.
После нашего возвращения на «Пувань» я не могу избавиться от ощущения внутренней пустоты. Сегодня Рождество, и мне жаль, что я не дома за праздничным столом.
Страдая от тошноты и головной боли, я иду в свою каюту, и вскоре мы отплываем обратно в Гонконг.