Жигули доцента скакнули в яме, и я с криком очнулся.
– Ну, ты даешь! – Саша и не скрывал своего раздражения. – Как так получается то у тебя спать в такие моменты?
– Да пошёл ты, – я потёр виски пальцами, забыв, что они все в крови Коли. Заглянул в салонное зеркальце и сплюнул от досады под ноги.
Мы проезжали по двухполосной дороге, разделяющей незнакомые дворы. За окном автомобиля пронеслась пара, шествующая по тротуару. Мужчина с портфелем в руке и молодая девушка, прижимающая к груди букет цветов. Совершенно обыденная картина. Я отметил их про себя и вдруг испытал озарение. По телу пошла дрожь. Сквозь мешанину внутреннего диалога неожиданно выкристаллизовалась чёткая мысль.
Я прижался к Исакову. Сперва шёпотом я позвал его: – Исаков. Коля… слышишь меня? – он чуть повёл глазами в мою сторону, но затем веки под тяжестью опустились.
– Исаков очнись! Ну же! – я поднял его голову за подбородок и повысил голос.
Сашка повернулся к нам и уставился на Исакова. Тот с выдохом надул губами розовый пузырь: – Да.
– Коль, потерпи, немного осталось, только скажи – ты же порезал свою пятку раньше? Было такое? Может и с рукой, и с лицом тоже? Когда это было Коля? Когда?
– Давно была пятка. В детстве. Я с гаража прыгнул. Стекло. Босые ноги и… привет. Глубоко резануло. Месяц, как тушкан, на одной ноге прыгал, – его рот растянулся в ужасной улыбке, открыв взгляду зубы, покрытые красной плёнкой слюны. – Зажило. И… Что происходит Филин? Руку резал года три назад. Какого чёрта сегодня случилось? Ты послушай меня, я крепкий вообще-то человек. Но тут… сижу, боль прямо пронзила. Вот ведь, нажил вам… Где мы, а? Мне плохо очень. Выворачивает всё внутри, холодно, брат. Лицо болит, по спине, чувствую, течет. Филин помоги, – он попытался обнять меня, но потерял сознание.
Я посмотрел на Сашку. Казалось, что-то стало проясняться.
– Павел Николаевич, прибавьте. Очень надо, – Саша уже не кричал. Он задумчиво смотрел вперёд, изредка поторапливая Семирядинова. Похоже на то, что время сейчас для нас без преувеличения является вопросом жизни и смерти.
– Здесь, – доцент вырулил на бордюрный камень тротуара перед серым зданием. Кругом была уйма народу. Сотни людей. По периметру больницы шла настоящая осада. Жители города кричали и набрасывались на каждую прибывающую и пытающуюся выехать машину с красным крестом. На крыше больницы издевательски мерцала неоновая реклама противозачаточных таблеток. Я зажмурился и вновь открыл глаза. Всё осталось, как и было. Всё же верно заметила сестра: это не кино, будь оно неладно.
После минутного замешательства, мы схватились за Колю и выволокли его из Жигулей. Доцент был с нами, но…
– Филиппов, тащи его скорей! – доцент хлопнул меня по плечу. Мы с другом подхватили Исакова на руки и понеслись к дверям больницы. Пробежав метров тридцать, я остановился и оглянулся назад. Ни Жигулей, ни доцента Семирядинова Павла Николаевича не было на горизонте.
– Проститутка учёная! – Сашка плюнул в сторону испарившейся машины.
– Давай вперед, может, удастся прорваться.
Пыхтя из последних сил, мы тащили тело товарища, без лишних обсуждений понимая, что нужно делать. Исаков в эту минуту был наш реальный шанс попасть в жерло информационного потока. Прямо к первоисточнику. Где, вероятно, подтвердятся наихудшие наши домыслы, либо заблестит надежда. Глядишь, Семирядинов прав: «Всё будет хорошо».
На пути к дверям больницы царил невиданный мной доселе хаос и столпотворение. Здоровые люди держали раненных и кровоточащих. Тут же их теснили другие вновь прибывающие. И всё это с криком, матом, истеричными возгласами. Единицы, не приближаясь к толпе, садились и ложились на грязный асфальт. Я чуть не задел ногой плачущего мальчика лет десяти. Он тёр дрожащей пятернёй глаза, другой рукой прижимая к худому тельцу игрушку робота. И рыдал навзрыд, один. Может быть, потерянный, может быть, оставленный родителями. Эта иллюстрация потрясла меня до глубины души, и лишь на силу я не бросил Исакова тотчас жё. Плачущий беззащитный ребенок или собственная шкура? И решать не пришлось, мой друг тащил меня дальше.
Сблизившись с первым кольцом плотного окружения больницы, Сашка завопил: – Санитара несём, дорогу!
Я поддержал его истошным вторящим воплем.
С фантастической ловкостью и невероятным везением нам удалось прорваться ко входу в здание. В спину сыпались тычки и гневные выкрики из толпы. Кто-то запустил в мою голову пластиковой бутылкой. Иные, наверняка, не прочь были бы приложиться и значительнее. Рвали за воротник. Сашке выдрали клок волос из головы. Но мы всё равно это сделали. Исаков был у порога.