— Ты сейчас прикажешь мне забыть об этом? — в отчаянии прошептала я.
— А ты бы предпочла помнить?
Помнить… Жить с этой новой правдой? Или забыть все, вернувшись в существование беззаботно счастливой «возлюбленной» верлианца? Но если я все забуду, я уже не спасусь.
— Оставь мне память, — внутренне подобравшись, ответила я.
— Хорошо, — неожиданно легко согласился Орино, и эта его податливость снова парализовала душу ужасом.
Да стоит ли вообще жить дальше? Знать, что я не существую для собственной матери. Бедная мама! Потеря отца была для нее горем, а сейчас оно удвоилось. Для этих холодных и бездушных верлианцев наши чувства, судьбы и души не имеют никакого значения.
— Мы настолько незначительны, что не достойны даже малейшего сочувствия с вашей стороны? Мы — расходный материал? За что вы мучаете землян?
Видимо, мой инстинкт самосохранения подсказал мне правильный выход — сменить тему разговора. Потому что руки с моих плеч он убрал и застыл рядом с немного удивленным видом. Потом вздохнул и сказал:
— Регина, ты неверно судишь обо всем. В том числе и о том, что происходит за пределами купола. Мне жаль, что ты это видела.
Не сдерживаясь, я злобно, прямо-таки со свистом зашипела:
— Вы оккупанты! Вы захватили наш мир! А нас… нас вы, как животных, заперли в этих клетках без права знать, понимать, самим принимать решения! Это наша планета, а мы существуем на ней на правах одомашненных питомцев для вашего нездорового любопытства, для какой-то селекции!
Вся моя ненависть, вся боль — за маму, за Дениса, за всех землян — вырвалась наружу вместе с этими отчаянными словами.
— Успокойся! Не тебе судить о том, о чем ты понятия не имеешь. И какая еще селекция? Что за чушь?!
Холодный окрик Орино и страшное выражение его лица мгновенно напомнили мне тот миг, когда он расправился с Денисом, вырвав меня из его рук, а тот потерял равновесие и упал со стены купола.
— А к-как, — заикаясь и трясясь от страха, выдавила я, — каким же еще словом можно назвать твои намерения в отношении меня?
— Заботой.
От возмущения я даже подскочила. Издевается!
— Благодарить меня должна. Из-за этого одиозного землянина тебя бы уже в живых не было. А ты не только не ценишь мою помощь, но еще и уподобляешься ему, бездумно набрасываясь на того, кто заведомо сильнее тебя, — жестко пояснил Орино и кивком головы указал мне на кровать. — Прекрати разговоры и ложись, я устал. Эксперимент с перемещением в прошлое вошел в активную фазу, и на отдых времени все меньше.
От этой прямолинейности меня передернуло, и я в отчаянии уцепилась за возможность оттянуть неизбежное, продолжив разговор.
— Значит, мы на станции Службы времени? Да?
Он недовольно кивнул.
— Но… но ты же говорил, что в прошлое отправят меня. Никто другой так не подготовлен…
— Нет, — мрачно возразил Орино, вновь обхватывая ладонью мое плечо и подталкивая в нужном ему направлении. — Я никогда не намерен был этого делать. Терять столько времени, отпуская тебя туда, рисковать тобой. Еще накануне нашего отлета на Землю Кузьмин получил мое распоряжение о назначении твоей коллеги для выполнения этой миссии.
В шоке я застыла на месте вопреки даже понукающему движению вперед. Мы столько говорили об этом там… дома… на Земле. Я рассказывала ему о своих мечтах, переживаниях, делилась восторгом от предвкушения незабываемого опыта. А он поддерживал, отвечал на вопросы, пояснял. И все это время знал, что для операции в прошлом уже назначен другой историк. Ни разу не дал мне ни в чем усомниться, только подтверждал и ободрял — и все лишь затем, чтоб я вела себя послушно?
— Ты… Ты — самое гнусное существо, которое я встречала в жизни! Будь проклят тот день, когда я поехала в Казань!
Орино несколько секунд пристально вглядывался в выражение моего лица, а потом неожиданно одобрительно улыбнулся:
— Прекрасно! Чем хуже ты будешь ко мне относиться, тем проще мне будет.
Решительным толчком в плечо он заставил меня, и так едва держащуюся на ногах, неловко плюхнуться на кровать.
— Ничего не будет у нас, понятно? Терять мне уже нечего! Я не буду все это терпеть, даже не мечтай!
Мой злой вопль, однако, совершенно не впечатлил Орино, и он, забравшись на кровать с другой стороны и игнорируя мое упорное сопротивление, притянул меня ближе к себе и навис сверху.
— Или ты сейчас замолкаешь и не мешаешь мне спать, или получишь именно то, о чем сама, похоже, мечтаешь.
Потрясенно обмякнув, я замолчала, вглядываясь в его бесстрастное лицо. Типичная верлианская маска. Как его поймешь? Намеренно испытывает мою нервную систему на прочность? Внезапно прошел весь страх. Осознание противоестественности ситуации выдавило его из моей головы.
В какие-то доли секунды в ней промелькнули картинки начала крушения моей прежней жизни. Вот Денис, стремясь спровоцировать верлианцев, притягивает меня к самому краю опорной балки. Я смотрю вниз с огромной высоты и понимаю, что неминуемо разобьюсь о бетонное основание, стоит лишь сделать маленький шажок. Мое тело, утратив опору, проваливается в бездну. Но разве можно помнить то, чего не было? И сам Орино. Его абсолютное преображение, его жестокость. Как можно, узнав его истинное лицо, взять и спокойно заснуть с ним рядом? Почему он сохранил мне разоблачающие его воспоминания? Зачем сообщил о своих целях так откровенно?
Я словно оцепенела от всех этих мыслей, прекратив всякое сопротивление. А он, кажется, удовлетворенный этим, еще некоторое время всматривался в мои глаза, а потом, прежде чем отодвинуться, устраиваясь поудобнее на кровати, спокойно предупредил:
— Рискнешь встать — получишь по заслугам!
И, прикрыв глаза, он почти сразу уснул.
Я не рискнула. Какой в этом смысл? Как выбраться из этого помещения, я пока не представляю. А усугублять и так практически неразрешимую ситуацию не хочу. И надо обдумать все, что сообщил Орино. О том, чтобы заснуть, мне теперь и мечтать не стоит. А вот понять, чего он желает от меня добиться, — необходимо.
ГЛАВА 2
Регина
Дыхание сбилось, сердце, кажется, замерло на бесконечно долгий и вместе с тем неописуемо краткий миг… миг вечности… миг перед смертью. Я ни о чем не думала в эти секунды, не вспоминала свою жизнь, не удивлялась поступку Дениса, больше не злилась на верлианцев, не молилась о чуде. Наступила абсолютная пустота в скованном от ужаса сознании.
Сейчас я умру!
В ушах свистит ветер, тело неумолимо и стремительно, рассекая воздух, несется вниз. Собственно, удар я даже не ощутила, не осознала, не успела. И боли как таковой — тоже. До такой степени стремительно все произошло. Падение резко оборвалось, и мгновенно наступила вечная темнота.
С резким удушающим хрипом я вскочила, судорожно ощупывая себя руками, сжимая горло в попытке заставить вдохнуть хоть глоток воздуха. Сердце зашлось в запредельном ритме. Меня колотило в приступе панической дрожи, холодный пот струился по спине. В этот момент я не понимала — жива ли, так как не чувствовала собственного тела.
Что это?! Я же не умерла? Ведь нет?
— Регина!!!
До моего парализованного животным страхом сознания добрался взволнованный голос, а тело ощутило резкий рывок чьих-то сильных рук.
Орино… Я, не задумываясь, инстинктивно жмусь к нему, желая спастись теплом его тела от холода смерти. В голове только дикий ужас. Это невыносимо — заново переживать собственную гибель. Ничего, кроме этого, я в данный момент не осознаю, не понимаю — где нахожусь, кто рядом со мной. Орино… Моя единственная опора в круговерти страшных воспоминаний, и я убегаю от дикого страха в его спасительные объятия.
— Я ум-м-мерла! — сквозь накатившие рыдания с трудом выговорила я, поднимая свое лицо навстречу его взгляду.
Орино напряженно всматривался в мое лицо, словно ища в нем что-то, понятное только ему. Потом вздохнул тяжело, обреченно.
— Это сон, просто страшный сон, — с напором и даже каким-то ожесточением принялся убеждать он. Сжал мои плечи и, словно заклиная, прошептал: — Ты жива. Все пройдет… со временем.