Создавалось впечатление, а, может, оно так и было на самом деле, что он любил нас больше матери. Мама….. Для неё мы с моей сестренкой Кристал были лишь преградами к её творческой жизни в театре, хотя, несомненно, к сестре она проявляла больше заботы и внимания, нежели ко мне. Иногда мне казалось, что именно меня она винила в том, что не стала великой актрисой. Это отражалось в её взглядах, действиях и словах, обращенных ко мне. К отцу же она была более благосклонной.
И вот, спустя год после смерти папы, мать впервые привела в дом Роберта и сказала:
- Девочки, это ваш новый папа. Его зовут Роберт. Ну же, девочки, будьте воспитанными, поздоровайтесь.
Мы с сестрой, не сговариваясь, сказали ему:
- Здравствуйте, дядя Роберт.
У маленьких девочек, не так давно потерявших папу, не повернулся язык назвать чужого дядю отцом. А ему было это неважно. Любил он только маму, нас же терпел, о чем периодически напоминал.
Через пять лет врачи диагностировали у матери рак головного мозга, что ошеломило нас всех. Наша жизнь с сестрёнкой снова сделала резкий кульбит. Наступила беспрерывная череда многочисленных анализов, консультаций у врачей, огромных счетов за медицинские услуги. Но дорогостоящее лечение не помогало, и через время она умерла, оставив нас без денег, даже в долгах, и на попечении у дяди Роберта.
В последние два года её жизни отчим стал спиваться, постоянно был в плохом настроении, постоянно раздражён, а это, как известно, чревато последствиями, которых мы никак не ожидали. Он стал распускать руки и бить мать, даже несмотря на то, что она находилась в плачевном состоянии. Иногда колотил и нас с Кристал. Мама всё терпела, ни разу не останавливая Роберта даже словом. Наоборот, говорила в его защиту, будто это могло как-то оправдать отчима в наших глазах:
- Девочки, Роберт любит нас, заботится... Просто сейчас ему тяжело, его уволили с работы, он переживает. Мы должны его поддерживать, ни в чём не упрекать и не загружать нашими просьбами. Это временно, скоро всё пройдет, всё будет хорошо.
Но хорошо не становилось. Становилось всё хуже и хуже. С её смертью он стал пропадать по нескольку дней, приходя пьяным ночью и крича, что мы живем за его счет, что мы бы давно уже сдохли, если бы не он и его милосердие. Роберт Милосердный, не иначе, ага. Да и вообще, мы никому, кроме него, не нужны. Мать Тереза в штанах.
Этот, прости Господи, спаситель считал, что мы ему обязаны всем. Стирка, готовка, уборка – мы с Кристал делали всё. Даже обслуживали его друзей, подавая напитки и еду, когда эти свиньи приходили к нам поиграть в покер.
Однажды всё изменилось для меня. Мне было почти 17, когда пьяный Роберт завалился ко мне в комнату и стал приставать, заявляя, что я сама этого хочу, что дразню его и постоянно виляю задом перед ним. Это было противно, мерзко, просто отвратительно. После этого «разговора по душам» я долго отмывалась в душе, оттирая кожу до красноты от грязных прикосновений Роберта. Мне казалось, что я насквозь пропитана запахом отчима, поэтому я с остервенением намыливалась, задыхаясь от приторности геля для душа и утопая в его пене.
Тогда избежать изнасилования мне помогла сестренка. Она зашла в мою комнату, рыдая от страха. Наши комнаты были рядом, и она слышала мои просьбы прекратить и крики отстать от меня, звуки борьбы (ведь без драки я не сдамся никогда), а потом и истерический хохот, когда я потеряла всякую надежду на спасение. С тех пор мы спали только в её комнате, вместе, запираясь на ключ и подпирая дверь стулом. А у меня появилась нервная привычка смеяться - в разных опасных ситуациях или когда я на грани. Больно ли мне, страшно ли, нервничаю ли я, реакция всегда одна – смех.
Наверное, со стороны я выглядела как сумасшедшая, смеясь до слёз. Но это была лишь защитная реакция. В любом случае это лучше, чем слёзы. Слёзы – бесполезная соленая жидкость, на мой взгляд, а смех снимает напряжение и, если верить учёным, продлевает жизнь. Всё-таки я оптимист до мозга костей, чёрт возьми!
Мы не могли уехать и спрятаться от дядюшки Роберта, ведь родни у нас не осталось совсем. Родители отца давно умерли, а мать была сиротой. Дяди и тёти у нас тоже не было. А единственным опекуном являлся отчим, живущий на пособие по уходу за нами.