Около ворот кипел спор между стражниками города и двумя рослыми редгардами в капюшонах, просторных одеждах и с кривыми мечами на поясах. Я подошла ближе и услышала обрывки фраз:
– Нет! Исключено! Приказ ярла! – твёрдо говорил стражник.
– Мы не причиним никому вреда, нам только нужно найти её! – оспаривал это решение редгард.
– Нет! – стражник обнажил меч. – Убирайтесь или мы бросим вас в тюрьму за нарушение общественного порядка!
Воины, кажется, догадались, что в город их никто не впустит, и развернулись, чтобы уйти.
– Эй, ты! – грубо окликнул меня один из них. – Мы ищем женщину-редгардку…
– Я ничего не знаю! – опустив глаза, подбежала к стражнику, который незамедлительно открыл передо мной вход.
В городе царила суета, взволнованный гомон лился со всех улиц. Что-то произошло, а я готова была голову дать на отсечение, что эти редгарды ищут нашу официантку Садию. Наверное, её папаша аристократ озаботился возвращением дочурки в родные пенаты. Надо бы ей об этом рассказать, а то, может, надоело ей кастрюли чистить.
Добравшись до рыночной площади, заметила, что людей гораздо меньше, чем обычно. Да почти никого. Только лавочники встревожено переглядывались между собой.
– Что случилось? – я подошла к Анориату, темноволосому босмеру, торгующему мясом. Около его прилавка кружили чёрные мухи, которых он с определённой частотой отгонял взмахами тряпки.
– Молния ударила прямо в Златоцвет перед храмом Кинарет! – выпалил он.
– Говорю тебе, боги от нас отвернулись! – хрипло прокаркала старуха, продающая украшения за соседней лавкой.
Мне стало не по себе, я бросила быстрый взгляд в сторону дерева и увидела, что большинство людей столпилось на лестнице у храма. Некоторое время я наблюдала, как толпа колеблется и волнуется, а потом, потеряв интерес, последовала к магазину Аркадии.
Закрыто.
Я несколько раз дёрнула на себя ручку, но дверь не поддалась, потом постучалась, но ответа не последовало. Шипя себе под нос проклятья, шагнула в сторону лавки Белетора. Бретонец несколько раз заходил в «Гарцующую Кобылу» выпить и закусить. Тот ещё делец, по его хитрым маленьким глазкам было понятно, что он ничего не продаёт и не покупает себе в убыток. Впрочем, ассортимент в его лавке приятно радовал своим разнообразием.
Заметив меня на пороге, Белетор поправил воротник своей зелёной рубахи и открыто улыбнулся, демонстрируя неровные желтоватые зубы.
– Всё продается! Всё! – усмехаясь, заговорил он. – Была бы у меня сестра, я бы и её продал!
– Работорговлю давно запретили, – тактично напомнила я. – А где Аркадия?
– Откуда ж мне знать, – Белетор облокотился на свой прилавок и со скучающим видом подпёр щёку кулаком. Похоже, решил, что я ничего покупать и продавать не собираюсь.
– А ты случайно не интересуешься скупкой ингредиентов?
Белетор прикинул что-то в мозгу, выпрямился и снова взглянул с показательной скукой.
– Не знаю даже, – протянул бретонец. – По цветочкам здесь Аркадия. У нас с ней уговор.
– А что у тебя есть на продажу?
– Всякая всячина и прочие безделицы! – выдал дежурную фразу торговец. – Оружие, шкуры животных, красивые платья, книги заклинаний кое-какие держу, камни душ есть…
– Книги заклинаний? – вспомнила о грязевых крабах и подумала, что не помешают защитные чары, которые мне отказался продавать Фаренгар.
– Да, кое-что, – Белетор вытащил на стойку несколько книг в цветных обложках. – Оберег, Призыв кинжала, Дубовая плоть…
Знакомое название заинтересовало, но открыто показывать свой интерес перед этим человеком я никогда бы не решилась.
– И сколько ты хочешь, скажем, за Дубовую плоть? – с небрежным видом разглядывая предложенное, спросила я.
– Сто двадцать, – не задумываясь, выпалил торговец.
«Фиксированная цена!» – пролетело в голове.
– Возьму, если купишь мои ингредиенты.
– По рукам! – обрадовано воскликнул Белетор, что меня несколько смутило. Думала, что осталась в выигрыше, истратив на книгу заклинаний только сотню монет, но радость бретонца заставила меня усомниться, а не продешевила ли я. Он не знал, что не так давно мне предложили за такую цену исследовать какие-то очень опасные руины.
Когда книга заклинаний оказалась в руках, и я коснулась пальцами прохладного гладкого переплёта из кожи, меня одолели мысли иного плана. А выучить-то я это смогу? Умирать от клешней гигантских крабов не хотелось, а стремительно заканчивающиеся цветы вынуждали придумывать что-то совершенно мне не свойственное. Впрочем, дела кухонные отодвигали на второй план всякое стремление к познанию магических истин. Для этого нужно время и тишина, а у меня нет ни того, ни другого.
Когда я вернулась на кухню, Садия мыла полы в зале, намотав тряпку на длинную швабру. Хульда уже поставила похлёбку в котле на огонь.
– Что-то ты сегодня быстро, – хозяйка мельком взглянула на меня. – В грозу попала?
– Нет, обошлось, – я направилась к редгардке. Надо рассказать последние новости своей соседке.
– Там, кстати, молния в Златоцвет ударила, – поделилась я информацией.
– Да ты что! – лицо Хульды вытянулось, брови поползли на лоб, добавив ему три глубокие продольные морщины. – Последи-ка за залом, Джулия! Я скоро вернусь.
Хозяйка покинула трактир, громко хлопнув дверью, а я застыла на пороге между кухней и залом, где тлеющий очаг обдавал сухим теплом. В зале обедал один постоялец, поэтому я двинулась к Садии, подозрительно косясь в сторону мужчины.
– Надо поговорить.
Официантка прервалась и обратила на меня внимание.
– Там два каких-то мужика из ваших спрашивали женщину-редгардку, – тихо сказала я, наблюдая за реакцией Садии. Она остолбенела, перекосилась от ужаса, глаза расширились, губы сжались в тонкую изломанную линию.
– Нет! – охнула Садия. – Что ты сказала им?
– Ничего, – неуверенно выговорила я. – Что никого не видела…
Девушка некоторое время стояла столбом, сжимая в руках швабру.
– Наверное, мне нужно вернуться к работе, – её вмиг опустевший взгляд скользнул по моему лицу, и она отвернулась.
Не так проста эта женщина, и дело вовсе не в удравшем ухажере. Может, она сбежала, потому что её обижали или… Фантазия у меня была богатая, и я подумала, что будет лучше отбросить в сторону лишние думы о чужой личной жизни. Стойка, в конце концов, сама себя не протрет, а похлёбка сама себя не перемешает.
***
К вечеру в «Гарцующую Кобылу» стягивалась самая разномастная публика со всего Вайтрана. Здесь становилось шумно и душно, запахи еды, браги, пота и дыма сливались в единую тяжёлую смесь, дышать которой было практически невозможно. До самой глубокой ночи я дежурила у вертела, следила за тем, как мясо готовится над огнём, и, слушая звуки пьяного веселья, откровенно скучала.
Когда очередная порция оленины подрумянилась до хрустящей корочки, я положила её на керамическую тарелку, украсив жареным луком-пореем, и поняла, что Садия там зашивается, разнося напитки. Редгардка порхала между столиками и только успевала, что подавать наполненные кружки и забирать пустые.
Я с тарелкой направилась к Хульде. Пока преодолевала зал, два раза ущипнули за ягодицу. Что особенно обидно – дважды за одну и ту же, от чего теперь справа неприятно жгло. Сноровка Садии в вилянии бедрами у меня еще не выработалась. В госпитале и в Легионе руки распускать было не принято.
– Это чьё? – поинтересовалась я у хозяйки.
– Оленина? – она даже не подняла взгляда от бочки с медом, откуда наполняла очередную жестяную кружку. – Это Утгерд. Столик в углу.
Я направилась к цели.
Утгерд Несломленная – завсегдатай «Гарцующей Кобылы», огромная, не побоюсь этого слова, бабища, с лицом, щедро украшенным тонкими полосками шрамов. Уже не молодая, но и далеко не старуха, силачка, типичное воплощение нордской силы и прямолинейности. А ещё женского пьянства.
Каждый вечер Утгерд сидела одна за столиком в тёмном углу, каждый вечер к ней обязательно кто-нибудь подсаживался поболтать, и каждый вечер этот кто-то улетал в скорый и весьма болезненный нокаут. Пару дней назад, прибираясь, я нашла в том углу аж целых пять выбитых зубов. Думала, не подарить ли воительнице эти трофеи на ожерелье, но передумала. Уж больно вид у этой женщины суровый. Она на меня нагоняла смешанное чувство страха и сочувствия. Страха перед этой могучей силой, не просто так норды дают прозвище «Несломленная», и сочувствия её глубокому несчастью. Женщина оказывалась на деле совершенно не способной к диалогу. Говорить-то она умела, вот только любая её фраза звучала, как открытая угроза, посему напивалась она исключительно в гордом одиночестве. И, само собой, мне в первый же вечер рассказали историю, как её не приняли в Соратники.