Оси повозки пронзительно скрипели, старая серая «в яблоках» кляча еле тянула груз, а накутавшийся в шкуры белобрысый усатый мужичок, то и дело подстегивал её, сурово матерясь и косясь на нас время от времени.
Мы не успели отъехать от Винтерхолда и на пару километров, как услышали позади призывный громкий вопль.
– Сто-ой!
Я обернулась, пытаясь разглядеть догоняющих людей, но, чем ближе они становились к повозке, тем сильнее сжималось от ужаса сердце. В голове раздавался стук крови, бьющей в виски, а каждый шаг приближающихся по обледенелой дороге отдавался в ушах грохотом стального молота, ударяющего о камни.
Трое Братьев Бури. Патруль Ульфрика. Лица, закрытые шлемами с глухими забралами, синие стеганки и щиты с нарисованными медвежьими головами, топоры на поясах, а за плечами меховые плащи.
Ноги потяжелели и буквально приросли к повозке, во рту пересохло, я смотрела на солдат, бледнея. Меня словно схватили за волосы и жестоко отбросили в ту жуткую ночь, когда мы едва не погибли в холоде из-за порочности людских душ.
Кучер натянул вожжи, и лошадь послушно остановилась.
Я пыталась не выдать себя, но то, что пришло изнутри, страх, с которым невозможно было бороться, снова сковал меня тяжёлыми цепями беспомощности.
Солдаты Ульфрика догнали нас, начали взбираться в повозку. Присмотревшись, поняла, что среди них одна женщина – высокая и плечистая, габаритами не уступающая следующим вместе с ней мужчинам.
«Не те! – мысленно возликовала я, но страх не отступил. – Это другие люди, успокойся! Они же заметят, что что-то не так! Они всё заметят… Они уже видят!»
Резко вздрогнув, подняла глаза.
– До Виндхельма, брат! – гулкий голос, прозвучавший из-под шлема, почудился подозрительно знакомым.
– Платите! – потребовал кучер.
– Ты смеешь требовать платы с воинов Ульфрика, которые защищают тебя и твою семью от треклятой империи? – грозно спросила женщина.
– Я не еду в Виндхельм. Мы направляемся в Данстар! – извозчик не соврал, хоть и неразумно теперь было упоминать о путешествиях в Солитьюд, когда восстание набрало силы.
– Тогда высадимся у ближайшего форта! – решил тот, что сидел ближе к кучеру и чей голос казался мне знакомым. Я почти теряла сознание от волнения, но Эрандур крепко сжал мою ладонь.
– Всё будет хорошо, – еле слышно пробормотал он.
– Постой, – норд со знакомым голосом обратил на меня внимание. – Я тебя знаю?
– М-меня? – пролепетала в ответ, борясь с дрожью в коленях.
Брат Бури снял шлем с головы, и на его плечи легли длинные волосы пшеничного цвета. Он открыто улыбался, глядя на меня ясными, добрыми, ярко-голубыми глазами. Губы обрамляла короткая борода. Я сразу вспомнила тот самый день… Мой первый день в Скайриме!
– Ралоф? – просияла, не веря своим глазам.
– Джулия? Так ты спаслась из Хелгена! – он привстал, чтобы обнять меня. Я покраснела, неуклюже отвечая на неожиданный дружеский жест. – Хорошо, что ты выбралась и осталась жива!
– Талос всемогущий, – выдохнула я. – Это просто чудо, что ты здесь… – оставалось только расплакаться от счастья, что мне ничего не угрожает.
– Имперка, которая верит в Талоса? – недоверчиво спросила женщина и сняла шлем с головы, высвободив сперва две светлые косы,затем открыв суровое лицо, рассечённое длинным шрамом от левой щеки до подбородка. Изогнутые брови сомкнулись у переносицы, льдистые серые глаза впивались то в меня, то в данмера.
Третий Брат Бури открывать лицо не спешил, сквозь забрало, наблюдая за происходящим.
– И что с того? В кого хочу, в того и верю… – хвастаться, что на меня Талмор наводку своим агентам уже выписал, не стала. – Я, кстати, Джулия Октавия, целитель.
– Эрандур, скромный слуга Мары, – представился данмер, но расположения спутников это ему не слишком добавило.
– Аннейя Убийца Волков! – отчеканила нордка. – Имперских, по большей части.
– Сонмир, – раздался глухой бас из-под шлема третьего попутчика, коротко кивнувшего. Видимо, решил представиться, раз уж мы оказались в одной повозке.
– И что же с тобой случилось после Хелгена? – поинтересовался Ралоф, улыбаясь мне так, что Аннейя, сидящая по левую руку от него начинала багроветь от ревности.
– Ой, да много чего, – протянула я. – Вот поступила в Коллегию, на днях мир спасла, теперь направляюсь в… Данстар. А ты как? Вернулся к Ульфрику?
– Да, – кивнул он с блеском в глазах. – Мы бежали вместе, и с ним вернулись в Виндхельм. После этого убивал имперцев. Странно, что после того, как тебя чуть не казнили, ты не присоединилась к нам! Нам нужны целители!
– Да вообще-то, хватает, – встряла Аннейя, кривя губы в презрительной ухмылке.
– Ну что ж, раз хватает, то придётся вступить в Легион, – иронично отозвалась я.
Аннейя, в отличие от Ралофа, шуток не понимала никаких, мою особенно. Она в мгновение ока, почти неразличимым движением выхватила железный кинжал из сапога, но метнуть не успела. Норд, смеясь, перехватил её руку.
– Успокойся, – ровно сказал Ралоф, а я заметила, как Эрандур вцепился в рукоять меча.
Кучер натянул вожжи, повозка резко остановилась, всех качнуло вбок.
– Тпру! – гаркнул мужчина, и лошадь протяжно хрипло заржала.
– Что вы там творите?! – рассвирепел возничий, привстав на козлах. – А ну никого не убивать! Братцы и сестрица, вы не заплатили, а уже устраиваете тут кровопролитие! А вы, колдуны проклятые, имейте совесть! Вы не в своей нечестивой Коллегии!
Споры в повозке утихли. Кучер снова подхлестнул лошадь, а Аннейя спрятала нож в голенище сапога. Ралоф неодобрительно посмотрел на разгорячённую спутницу. Зато после повернулся к вознице с благодарным взглядом.
Складывалось ощущение, что ему совсем не по нраву компания, в которой он оказался. Нордка озлоблено сверкала серыми глазами и едва не рычала, глядя на мой приветливый и спокойный вид.
– Имперская сучка! – процедила она сквозь зубы. – Надо тебя прирезать на месте! – стратегическое отступление могли применять лишь менее прямолинейные и упёртые люди, но Аннейя к таким не относилась, что было понятно с первого взгляда.
– Мир часто достигается лишь после продолжительной войны, но именно войны указывают нам на хрупкую ценность спокойствия и взаимопонимания, что дарованы нам богами, – размеренно заговорил Эрандур. – В минуты гнева подумайте о том, сколько крови невинных пролито напрасно, и сколько храбрых солдат уже сложили головы за ложных королей.
Братья Бури призадумались, притихли, стараясь осмыслить полученную информацию. И тут началось.
– Кого ты назвал ложным королём? Ты, пепельная морда, что-то имеешь против Ульфрика?! – взвилась нордка, Ралоф и Сонмир безуспешно пытались усадить её на место. Кучер снова затормозил – так мы точно далеко не уедем. Я тоже вскочила с места и закричала на женщину.
– Он и слова не сказал против вашего Ульфрика! Вы, как талморцы, во всех видите предателей и еретиков!
Жрец попытался усадить меня на место, но это оказалось непросто. Страх перед Братьями Бури сменился кипящей яростью.
– Да как ты смеешь, шлюха, сравнивать нас с остроухими! – брызжа слюной, вопила Аннейя.
– Уж лучше Талмор, чем слепые фанатики, презирающие всех, кто не норд, и способные лишь истязать слабых, прикрываясь чванливым невежеством! – высказала я, пытаясь успокоиться и усаживаясь на место.
– И нет большей чести, чем бороться за правду, а не пресмыкаться перед палачами, облачающимися в имперские доспехи и мнящими себя всесильными!
Аннейя села напротив и взглянула на меня с такой болью, с надломом в душе, что я прочла её взгляд, как раскрытую книгу. В глубине этой женщины сворачивалась тугим комком боль. Боль от обиды и унижения. От беспомощности перед безликими ухмыляющимися скотами. И разница между мной и ней заключалась только в том, что у монстров из ее кошмаров и из ее прошлого, на флаге красовался дракон, а не медведь.
Добавить было нечего. Горькие удушающие воспоминания захлестнули меня с головой. Что случилось после той страшной ночи, наполненной слезами и отчаяньем? Мечтала ли я убить тех солдат? И не один раз. Особенно поначалу, когда оставалась одна среди аргониан, пока данмера пожирала ядовитая лихорадка, а меня душила собственная беспомощность вперемешку с кошмарами. Больше всего мне хотелось надёжно спрятаться, меньше всего – тащить за собой Эрандура во тьму на путь бессмысленного отмщения. Разве получится повернуть время вспять и избежать того, что уже произошло? Хватило моему сердцу кровоточащих ран, а лицу незаживающих шрамов.