– Эйрин, лучше немного браги, – Мьол завела меня в дом и усадила на лавку в коридоре. Здесь было темно, а с кухни пахло сгоревшими поленьями. Только теперь трезвость сознания начала потихоньку возвращаться ко мне.
Юноша принес две бутыли, глядя попеременно то на одну, то на другую.
– Можжевеловая или яблочная? – с сомнением спросил он у нордки.
– Можжевеловая, – она привстала и выхватила у него бутылку из левой руки.
– Спасибо, я не хочу! – выпалила я вдруг, подозревая почему-то, что в бутылке может быть яд.
– Просто понюхайте, – Мьол откупорила пробку и подставила к моим ноздрям горлышко бутылки. – Резкий запах немного взбодрит.
Я вдохнула поглубже, ощутив свежесть с горьковатыми нотками, и разум действительно прояснился. Вспомнила, как бродила по улице, и вела себя более чем подозрительно, хотя пыталась сделать вид, что всё в порядке!
– Нечасто в Рифтен прибывают такие, как вы, – опустившись на колено передо мной, заговорила женщина.
– Как я?
– Этот город – гноящаяся язва на теле Скайрима. Он притягивает любителей наживы, богатства, порока и крови. Но никак не тех, кто хочет посетить храм. Что вы делали на улице? – глаза Мьол подозрительно сощурились. Её друг скрылся на кухне.
– Я искала храм, – сипло повторила я и отхлебнула немного жгучего напитка, тут же закашлявшись. Женщина забрала из моих рук бутылку и похлопала по спине, едва не выбив дух. Кажется, она ждала от меня более подробного ответа.
– Меня зовут Джулия Октавия, я ученица Коллегии Винтерхолда, – из уст полился не совсем правдивый рассказ о том, как я прибыла в Рифтен с другом – жрецом Мары с целью передать послание придворному магу. Факт своего посещения приюта я решила благоразумно опустить.
Выслушав, нордка протянула мне руку.
– Мьол Львица, – представилась она. – Путешественница.
Я приняла её ладонь и несмело сжала.
– Бывшая, – добавил вновь возникший из кухни парень.
– Это мой друг Эйрин, – Мьол тепло посмотрела на него. – Ему я обязана жизнью.
Я перевела взгляд на Эйрина, приметив в его глазах похожую теплоту. Явно дружба у них очень тесная.
– Отчего же вы решили покончить с путешествиями? – вопросом я прервала повисшую паузу.
– В последнем путешествии в прошлом году, незадолго до появления первых слухов о драконах, я потеряла свой клинок в двемерской руине, – с сожалением поведала Мьол. – Я еле выбралась оттуда, а очнулась уже здесь… Эйрин обрабатывал мои раны.
– Был проездом в Данстаре и нашел бессознательную Мьол на тракте, когда возвращался, – встрял юноша, резко посерьезнев.
– Потеряв клинок, я восприняла это как знак богов. Наверное, пора остепениться и заняться чем-то полезным, – подытожила Львица.
– Остепениться? – не поняла я. – Почему?
– Я с детства путешествовала с отцом. Одновременно научилась ходить и держать оружие, – Мьол горько улыбнулась. – Мы обошли весь Тамриэль. Потом его не стало.
На вид воительнице было не больше тридцати. Она описывала каких-то скальных наездников, с жаром предаваясь воспоминаниям, а я пыталась вообразить, каким образом полуторагодовалый ребенок может удержать меч, и рассказывала, как собирала травы с дедом в предгорьях, недалеко от Брумы.
– А я была там с отцом, – просияла Мьол, когда услышала о Сиродиле. – Как раз после войны. Удивительно, ведь мы могли встретиться раньше!
– Могли, – согласилась я. – О Мара! – вдруг подскочив с лавки, вспомнила, что Эрандур всё ещё ждёт в храме и наверняка волнуется, что меня долго нет. – Спасибо, за все… За брагу и за помощь, но я должна идти. Мой друг, там, в храме. Завтра мы уедем отсюда и, надеюсь, больше не вернемся.
– Постой, – Мьол тоже резко поднялась. Внезапная тоска в её глазах заставила моё сердце колотиться быстрее. Даже боевая раскраска не смогла замаскировать красоту этой удивительной женщины.
– В чём дело? – я взволнованно отступила на шаг.
– Странно, но, поговорив с тобой, я вдруг вспомнила о дорогах и приключениях. О Сиродиле и Морровинде… О красотах Скайрима и чудищах, – пылко заговорила Львица. – Я решила, что Рифтен и гильдия воров то чудище, которое мне нужно одолеть, но забывать прошлое… неправильно. Я хочу вернуть свой клинок.
Теперь мне стало понятно её прозвище – она хищница, ей нужно постоянно охотиться и побеждать.
– Мьол, – не веря в сказанное, выдохнул Эйрин, сделав шаг к ней. – Ты хочешь отправиться за клинком?
– Хочу, – дикой кошкой прошипела она. – Только теперь я не стану никому доказывать, что даже в одиночестве способна на подвиги! – острый взгляд Мьол вонзился в меня серебряным кинжалом. – Ты маг? Ты можешь помочь мне?
– Двемерская руина? – я захлопала глазами и вспомнила, что двемеры исчезли, оставив в своих заброшенных городах какие-то механизмы. – Мне нужно обсудить это с другом. Это довольно серьезное дело.
– Все сокровища вы сможете забрать себе, – вскинулась Львица, заслышав неуверенность в моем голосе. – Мне нужен только мой меч.
– Там есть сокровища? – оживилась я.
– Двемеры оставили после себя не только тайны.
Предложение заиграло новыми красками – Мьол разожгла мой интерес. Но рисковать так, не посоветовавшись с Эрандуром, я посчитала глупостью. Напомнила себе лишний раз, что мертвым сокровища ни к чему, и если риск перевешивает, то лучше и не лезть.
– Приходите завтра утром, пораньше, в таверну, которая за рынком, – название совершенно вылетело у меня из головы после рифтенских похождений.
– «Пчелу и жало»? – взволнованно уточнил Эйрин.
– Наверное. Обсудим план действий и возможность его выполнения, – я сделала шаг к дверям, боком протиснувшись между Мьол и её другом. – Ещё раз спасибо за помощь!
Дверь податливо скрипнула и захлопнулась за мной. Я хотела вдохнуть полной грудью, но поостереглась. В ноздри упрямо лезли миазмы сточных каналов. За углом дома Эйрина журчала струя – какой-то пьяный оборванец мочился на стену.
Отвернувшись от него, я бодро и уверенно пошагала к храму, на время оставив мысли о совершенном проступке в закоулках сознания, спрятав их поглубже.
«Это был несчастный случай! – уверила себя, гордо перешагивая через помои, как легионер марширующий по площади. – Недоразумение! Разве в этом можно быть виноватой?»
Предательская совесть шептала, что можно. Я велела ей заткнуться.
Нерешительно зайдя во двор храма Мары, раскинувшийся за каменным забором, отмеченным гобеленами со знаками богини, я осмотрелась. И робко зашагала в сторону потрескавшейся лестницы, на вершине которой по обе стороны от дверей чадили жаровни. Угли в них почти прогорели и слабо тлели на фоне очередных багровых гобеленов. Добротная дверь выглядела новой, а из-под нее просачивался аромат цветов и благовоний. Маслянистый запах не позволял городской вони проникнуть в священное место. Я хмуро посмотрела на испуганный Ваббаджек, чувствуя, как взволнованно колотится сердце, и решительно навалилась на дверь, ведущую в храм.
Меня ослепил свет, пылающий ярче солнца. Он заполнял всё помещение с лавками, по обе стороны от входа и струился от алтаря, расположенного перед высокой золотистой статуей Мары, распростершей руки и готовой принять всех в свои любящие объятия. Изваяние плачущей женщины со скорбным выражением лица, закутанной в скромные одеяния монахини с покрытой головой словно изливало свет, силясь одолеть тень, стоящую на коленях подле богини.
По углам жались обескураженные жрецы, среди которых я узнала изгнанного из таверны Марамала.
И только теперь поняла, что тень перед алтарем это Эрандур.
Я хотела его окликнуть, но не смогла. Язык прирос к нёбу, и все что получилось – прерывисто выдохнуть, сделать пару шагов до ближайшей лавки и присесть с краю, прижав к себе Ваббаджек.
Свет больно резал глаза, слепил, и скоро мне захотелось зажмуриться. Убежать подальше отсюда. Я посмотрела на свои руки, увидела кровь и, вскрикнув, подскочила с лавки.
Свет погас. Никакой крови на ладонях не было. Ко мне повернулись все: местные жрецы, Эрандур и даже алтарь Мары. Умиротворенный лик богини показался мне пугающим, мрачным и… мертвым. Я не увидела богини – передо мной застыл вырезанный в безжизненном куске камня образ, который здесь почитали.