А так как Платон противопоставляет отдельную часть единому целому как «всему», то говоря «часть» — вы реально разрываете парусину на куски. В этом заключена обманчивая манипулятивность так называемой диалектики. Правильный ответ Платон не предложил для рассмотрения. А ведь мы так надеялись, что учёный Платон всегда говорит правду и ничего, кроме правды. Над нами находится целая, единая парусина, но частично, не вся, то есть часть, но часть единой целой, а не разорванной на куски парусины. Однако говоря об единой парусине мы не можем говорить, что вся она находится над нами, как это сделал Налимов или как пытался «протолкнуть» Платон, подталкивая Сократа к нужному ему ответу. Но давайте уже не будем держать парусину над головой, а положим её на землю и сами на ней разместимся. Это мы «занимаем часть парусины». То есть мы «формируем её часть» в уме, а не она «рвётся на части» в угоду нашей прихоти. Так всё-таки есть ли части у целой парусины? Конечно есть, единое целое всегда состоит из частей, но не делится на них! Часть парусины перестает быть её частью в тот момент, когда она фактически отделяется от парусины в целом. И эта отделённая ткань становится отдельным куском парусины, но не её частью. Это «бывшая» часть парусины.
Иными словами, это не сократовский день в нас, а мы в нём. Не всё в нас, а мы во всём.
Возвращаясь к тезису Налимова, повторим, что целое всегда строго больше своей части, и всё никаким образом не может содержаться в каждой вещи. Тем не менее даже такой профессиональный философ как Гегель наступал на эти грабли, причём неоднократно… Он «безжалостно» разорвал единое у Парменида бытие на куски. Но разорванное бытие — уже не бытие…
А теперь о главном. Представленная выше модель нереальна по той причине, что бездна вечности между бытием и небытием (уникальностью и обособленностью) не может привести к их реальному сочетанию. Бытие остается само по себе, небытие — само по себе. Иными словами такое мироздание может «двигаться по этой дороге» только либо туда, либо обратно. Но соединение качества и количества невозможно, как и появление идеально-материального мира. Мир уникальностей, мир смыслов закупорен в своём бытии, в своём семантическом вакууме. Именно такой мир описан у Парменида, а мир праматерии остается по-прежнему качественно пустым, и желание Гегеля изменить это остается всего лишь его желанием — ничто остается ничем.
Вирус сочетания: время и пространство
Что такое целое? Целое — это то, что когда-то было отдельными независимыми частями, но такое положение им не понравилось. Неизвестно почему. Онтология определённости утверждает, что известно почему — потому что они подверглись «нападению вируса сочетания» и это привело к появлению целого. Это символическое утверждение. Метафора. Обратим внимание на то, что мы только что описали процесс, процесс развития, приводящий к появлению чего-то нового, сложного на основе более простых сущностей. Из чего можно заключить, что само по себе целое уже есть признак, явление этого «мифического» вируса развития. И такое целое нам было изначально дано! Иными словами: «порождение вируса» вторглось в нашу жизнь. Какие могут быть последствия? Если этот вирус живуч, то боимся, он не остановится на единственном целом. Эту захватывающую картину онтология определённости использует для того, чтобы утверждать следующее: целое само себе — уже есть запрос Вселенной на развитие, точнее фактическое доказательство существования такого запроса. А развитие предполагает изменчивость или движение.
Что же может меняться там, где, как кажется, нечему меняться? Например, бытие? Ответ: в бытии ничто не может меняться! На то оно и бытие, чтобы не меняться. Мы не будем перечить Пармениду. Но вирус сочетания таков, что может «сочетаться» с чем-угодно. Его ничто не может остановить. И сочетание парменидовского неизменного бытия, мира уникальных сущностей и запроса на развитие приводит к появлению мира эйдосов Платона. Изначально имеющийся набор простых сущностей начинает увеличивать свой объем. Сущности, сочетаясь друг с другом образуют новые сущности, более сложные, смешанные. Условно это выглядит так: идеальное яблоко сочетается с идеальным зелёным цветом и мы получаем устойчивый к изменению сорт «зелёного яблока». Кстати говоря, подобным образом были открыты гены. Условно «горох» не может передавать потомкам смешанный цвет, он либо жёлтый, либо зелёный, но не может быть жёлто-зеленым. Этот научный факт стал известен задолго до открытия генов. Заметим, что в мире эйдосов есть несколько весьма значимых ограничений: то новое, что появляется, уже никогда не может исчезнуть. Это первое. Второе: если две разные сущности сочетались, то повторного сочетания уже не будет. Новая сложная сущность останется «в единственном числе», то есть такой же уникальной, как и всё, что есть в идеальном мире. И это «требование» уникальности объясняет первое ограничение, то есть невозможность исчезновения. Дело в том, что если сложная сущность распадётся, а потом возникнет новая такая же, то возникает естественный вопрос о том, сколько же на самом деле было сущностей? Две или одна? Бытийный мир никак не может допустить такой ситуации, сильно напоминающей о материальном иллюзорном мире, и поэтому в нем всё идет своим чередом. Бытийные сущности, хоть простые, хоть сложные, никогда не исчезают.