— Эдвард, ты помнишь Адамса?
— Конечно.
— Два часа назад умерла его жена. Ужас какой-то! Еще утром была здорова и весела, и вот, на тебе! Не болела, ни на что не жаловалась… Я просто потрясена.
А Эдвард не мог и слова вымолвить. Его с новой силой охватил ужас. Перед глазами возник образ Адамса, а в ушах звучал его голос: «Сегодня умрет моя жена…»
Как во сне он долго разговаривал с Джаниной, а когда положил трубку, то не мог даже вспомнить, о чем они говорили. Геллан упал лицом на кровать и в оцепенении замер. Ему стало страшно. Хотелось куда-то бежать, кого-то звать.
«Спокойно, спокойно, майор, — успокаивал он себя, — не горячись, разберись в этой чертовщине».
Он заставил себя переодеться.
«Поднимусь в ресторан, поужинаю, развеюсь», — уговаривал он себя, стараясь отвлечься от тревог. И вдруг вспомнил об экскурсоводе:
«Стоп, а как же она? Вдруг позвонит?» — и тут же вздрогнул: резко и неожиданно зазвонил телефон.
— Мистер Эванс? Вы были правы. У меня появилось желание позвонить вам.
— Как прекрасно, что вы позвонили! — искренне обрадовался Эдвард. — У меня предложение: давайте вместе поужинаем.
— Где?
— А где хотите. Как вариант предлагаю ресторан отеля. Согласны?
Как за спасительную соломинку хватался он, уговаривая Глорию принять его предложение. Ему действительно не хотелось остаться одному, и он, волнуясь, сбивчиво уговаривал молодую женщину.
— Хорошо. Вы так настойчивы, что я просто обязана откликнуться на пожелание гостя. Через час встречайте меня у входа в отель.
— Прекрасно. Жду!
Эдвард чувствовал прилив энергии. Вот оно — спасение от жуткого одиночества и страшных мыслей. И он мысленно дразнил себя предстоящей встречей с женщиной:
«А что, дама прекрасно сложена. Красивые ноги, сама красива. За такой можно и приударить».
Он подошел к зеркалу и, рассматривая свое несколько одутловатое лицо, подумал:
«Интересно, сколько ей лет? Наверно, 25–27, не больше. Что она подумала обо мне? Собственно, — он провел рукой по подбородку, — если позвонила, то не совсем плохо подумала. Чем-то я ее заинтересовал, а? — и неожиданно подмигнул себе: — Значит, еще что-то для этих пташек-милашек у меня осталось».
У Эдварда явно улучшилось настроение.
Ровно через час Эдвард спустился вниз и вышел из подъезда. Несмотря на вечер, после прохладной гостиничной свежести, создающейся мощными кондиционерами, на улице было душно. Каир сверкал огнями, вечерняя жизнь бурлила. Отель расположен в самом центре города, недалеко от набережной Нила.
Эдвард вскоре почувствовал на спине противные струйки пота. Глория появилась с некоторым опозданием. Подошла сзади:
— Извините меня, Эдвард. Мне пришлось менять такси — первое испортилось.
— Вы молодец, что пришли.
— А если бы не пришла? — кокетливо улыбнулась женщина.
— Вы не могли так поступить.
— Это почему же?
— Я вас очень ждал… Не знаю почему, но, честное слово, очень хотелось, чтобы вы позвонили.
— Вот я и позвонила.
— Поэтому и молодец. Глория, у меня два предложения. Первое — посидеть в ресторане. Второе — поужинать в номере.
— Я считаю, что лучше первый вариант. Кстати, оттуда прекрасный вид на Каир, и я помогу вам кое-что увидеть.
— С удовольствием, — пытался скрыть разочарование Эдвард.
Он взял ее под руку, и они, войдя в отель, направились к лифту.
Ресторан находился на последнем этаже высотного здания, и вид на Каир открывался прекрасный. Миллионы огней, словно маленькие светящиеся жучки, проносились далеко внизу автомашины.
— Вы, наверно, специально заказали этот столик? — Глория кивнула головой на расположенное рядом окно, через которое была видна панорама города.
— Честно? Нет, не заказывал. Я надеялся, что мы будем ужинать у меня в номере.
— Но оттуда нет такого вида на город. Представьте себе: мы в каком-то сказочном корабле медленно плывем над Каиром.
— А почему сказочном?
— Странный вы, Эдвард. Ведь совершенно не слышно гула двигателей. А какой самолет, если у него нет двигателей, не сказочный? Или вы в силах убедить меня в обратном?
— Я против вас бессилен, — коротко улыбнулся Эдвард и с трудом оторвал глаза от открытой груди дамы.
«Точно, грудь у нее третьего размера, хоть измерь!» — подумал он, и, боясь, что Глория обидится на его довольно бесцеремонный взгляд, повернул голову к окну. Свет в зале потускнел, и панорама города стала еще ярче, сочнее.