Утром собираемся очень быстро. Странно, но после практически бессонной ночи мы бодры и полны сил. Батальон грузится в автобусы и машины, и мы объезжаем Иловайск стороной. С нами идут несколько «коробочек» (бээмпэ, бэхи), которые нам прикомандировали из 17-й танковой бригады, командует ими капитан Апис, широкоплечий крепкий парень, настоящий боевой офицер. Наш план — обойти укрепрайон противника и зайти в город с не обороняемой западной стороны. Около села Грабское замечаем на обочине несколько трупов, одетых в странную форму.
— Казачки, — говорит Шева. — «Всевеликое Войско Донское». Видишь, как придурковато одеты? Папахи, штаны с лампасами, будто в цирк приехали. Вояки из них никакие, зато мародерничать — всегда в первых рядах.
В Грабском с начала августа стоит украинский блокпост (4001), его охраняет 40-й батальон теробороны «Кривбасс». Как бойцы тут выдерживают постоянные артобстрелы и наскоки сепаратистов, трудно сказать, но выдерживают. В середине августа наши бойцы помогали им зачищать село, с тех пор ситуация с обстрелами мало изменилась, правда, теперь они отвечают обстрелами на обстрел и держат сепаратистов на расстоянии. Нас приветствует молодой двадцатидвухлетний лейтенант-танкист с позывным Глеб. Рядом с ним мохнатый пес с позывным Полковник гоняет курицу с позывным Прапор. Через Грабское будут снабжать подразделения, которые зайдут в Иловайск, так что от стойкости 40-го тербата, 17-й танковой и других подразделений, которые держат тут оборону, во многом зависит судьба предстоящей операции. Капитан Апис и лейтенант Глеб заходят в город на четырех «коробочках» вместе с нами. «Кривбасс» геройски держит такие же блокпосты, блокируя основные пути к Иловайску, еще на трех трассах. На одном из них бойцам приходится особенно тяжело. У них ранен и госпитализирован командир, нужна броня, но никакой брони им не дают, вообще ничего не дают и ничего не говорят, кроме мата по рации и бодрой, но тупой команды: «Держаться!» И они держатся. Когда смотришь на таких парней, начинаешь уважать свою страну.
В Иловайск мы входим со стороны села Кобзари легко, без огневого контакта. Как и предполагал Семен, нас здесь не ждали. Быстро заняв и зачистив несколько кварталов с частными домами, мы укрепляемся и расставляем дозоры по периметру, штаб и база располагаются в школе. Мы не встретили здесь пока ни одного сепаратиста, а все местные жители из-за двухсторонних обстрелов сидят по подвалам и не решаются даже поднять головы.
Шева рывком открывает двери погреба, я кричу вниз:
— Всем выйти с поднятыми руками! Оружие бросать на землю перед собой! — Палец — на спусковом крючке, в руке — граната. Если мне покажется что-то подозрительным, я обязательно ее брошу вниз.
Из подвала выходят только дети, женщины, старушки и старики. Они очень боятся нас, это очевидно. Для них мы — каратели, бандеровская сволочь:
— Всех, кому за шестьдесят, вы расстреляете, — вполне серьезно рассказывает о наших планах милая бабушка в белом платочке. — А тех, кто старше пятнадцати, заберете в трудовые лагеря Коломойского.
Они удивлены, что практически все «каратели» говорят на русском языке, и не готовы принять этот факт как данность, подозревая нас в лингвистическом подлоге.
— Вы откуда сами? Зачем пришли к нам? — бросаются мирные вопросами, как комьями грязи. Они голодные и злые.
Некоторые бойцы называют города и поселки Донбасса, откуда они родом, показывают свои паспорта с пропиской, и местные начинают потихоньку оттаивать и даже берут еду, которую мы предлагаем.
— Они если не все, то процентов восемьдесят — точно против нас, — говорит, раскладывая сухпаек перед отбоем, Шева. Это наш первый прием пищи сегодня, мой первый завтрак на красной земле Донбасса. Конечно, не такая она уж и красная, но и не такая черная, как у нас, это точно. Зато ночи здесь — словно уголь, чернее «Черного квадрата».