— Щэ б комуняк з жидамы на фонарях и було б зовсим файно!
— Будуть и комуняки, дидусь, — водил по сторонам налитыми кровью глазами Васыль. — Мы теперь сила!
На майдане, в старину именовавшемся Козьим болотом, начался шабаш. С высокой трибуны, скаля по-волчьи зубы, к присутствующим обратился теперь уже лидер фракции неонацистов в Раде Олег Тягнибок, которого встретили овациями.
— Они, — кивнул на портрет Бандеры, а потом ткнул пальцем в стоящих внизу в первых рядах старых бандеровцев, — не боялись, так и мы сейчас не должны бояться! Они взяли автомат на шею и пошли в те леса! Они готовились и боролись с москалями, боролись с немцами, боролись с жидвой и с другой нечистью, которая хотела забрать у нас наше украинское государство! Нужно отдать Украину, наконец, украинцам. Эти молодые люди, и вы, седоголовые, — обвел рукою возбужденную толпу, — это есть та смесь, которой больше всего боится москальско-жидовская мафия, которая сегодня руководит в Украине!!!
— А-а-а!.. Смэрть им!! Усих на ножи!!! — задрожал от дикого рева воздух на майдане.
После него в том же духе выступили дряхлый, увешанный оловянными медалями ветеран УПА, специально приехавший из Канады сын Бандеры, молодые нацисты, а также представители киевской элиты и интеллигенции.
— Что же это такое, Марек? — спросила мужа, стоящего рядом с ней у окна ближайшего к майдану дома, взволнованная старушка.
— Это новый фашизм, Циля, — вздохнул ветеран войны, полковник.
— И снова будет Бабий Яр?
— Для нас — нет, — сжал он губы. — Первых, кто придет, застрелю как собак из наградного пистолета.
Когда мероприятие завершилось, лучшие представители нации стали расходиться. Одни — политики и киевская власть, — усевшись в черные блестящие лимузины, отправились на праздничный банкет в мэрию, заказанный по такому случаю, другие сели в автобусы, специально привезшие их на мероприятие, а студенты с люмпенами стали пить у колонны Берегини* и в подворотнях «за здравие» специально доставленную паленую водку.
Погрузившись в арендованный «Мерседес-Бенц», ровенская делегация во главе с губернатором и его свитой к утру с комфортом добралась до областного центра. Там до обеда отдохнули, а потом отправились в местный костел помолиться за юбиляра. Западные области решили обратиться к папе римскому в Ватикан, дабы тот причислил Степану Бандеру к лику святых. И в этом была нужна божья помощь. Помолились и тоже отправились на банкет, по примеру киевских коллег. Там старые «гэрои» быстро набрались и были скоренько развезены по домам, а молодые продолжили — с пламенными речами и изрядными возлияниями. Столы ломились от крымского коньяка, «Немирова» с перцем, артемовского шампанского и всяческих кулинарных «вытребенек», которыми была еще богата «нэзалэжна».
Расположившийся справа от губернатора Васыль (он теперь занимал при нем должность помощника по идеологии) сально улыбался одной из симпатичных пань — жене спонсировавшего «Правый сектор» ровенского капиталиста. Тот был уже сильно пьян и канючил у городского головы престижный участок под застройку элитными коттеджами.
— Нэ дам, — стукался тот лбом в лоб просителя. И все начиналось сначала.
В очередной раз послав скучающей даме ослепительную улыбку, «идеолог» едва заметно кивнул на примыкавший к банкетному залу коридор, на что та смежила ресницы. Деркач встал и неверными шагами направился в одну из комнат отдыха. Через несколько минут там же была жена капиталиста, он провернул дверную задвижку, а пани, прошептав «скориш», задрала на пышных бедрах мини-юбку.
— Моя ты цыпа, — расстегнув штаны, пристроился Васыль сзади.
Когда упревший и довольный он вернулся в зал, там ничего не изменилось, разве что голова с просителем договорились и теперь, обнявшись, сипло тянули «ридно нэнька моя!», а прокурор с начальником УВД тягали друг друга за галстуки, выясняя, кто главнее.
— Панэ провиднык! — привлек его внимание сидящий напротив один из побуревших молодых соратников.
— Ну, — тяжело уставился на него идеолог.
— Дозвольтэ уночи розбыты дэкилька памятныкив жидам на цвинтари*. У чэсть батька Бандэры.
— Дозволяю, — чуть замявшись, Деркач покосился на прокурора.
Тот спал, уронив в тарелку голову, а его недавний оппонент тужился поблевать. Но не успел, официанты потащили генерала в туалет, почтительно глядя на лампасы.
Наутро город зашумел. На одном из кладбищ был разбит десяток еврейских памятников, а остальные помечены свастикой. Одни возмущались святотатством, другие, таких было большинство, помалкивали, а молодежь заговорщически переглядывалась.