– Не лови ворон, чурка. Где аэродром? Ты что, заснул?
Я действительно ничего не видел. Слезы обиды, горькой и незаслуженной, застилали глаза. А инструктор продолжал изощряться. Он наслаждался своей безнаказанностью.
– Что с тобой? – поинтересовался как-то мой верный друг Петька Расторгуев. – Похудел, мрачный какой-то. Болен, что ли?
– Да нет, ничего.
– Может, дома что? – не отставал Петька. – Ты скажи, самому легче будет.
– Да чего ты пристал!
– Чумной, – обиделся друг. – К нему с добром, а он...
После очередного полета, едва мы приземлились, к самолету подошел Цуранов.
– Товарищ начлет, – обратился к нему инструктор, – считаю Бегельдинова неспособным к полетам. Предлагаю отчислить.
Стою рядом, мну в руках шлем и чувствую, как комок слез предательски подкатывается к горлу. Только бы удержаться, думаю я, только бы удержаться...
– Отчислить, говорите? – пробасил Цуранов.
Через полчаса начлет поднялся в воздух вместе со мной. Он сам взлетел, сам посадил самолет. Я хотел было уже вылезать из кабины, но вдруг услышал:
– Куда? Взлетай. Полет по кругу. Вновь взревел мотор. Вырулил на старт, получил разрешение на взлет. Вот уже под крылом аэродром. Делаю первый разворот – в наушниках тишина. Второй, третий... Молчит Цуранов. Наконец, захожу на посадку. До земли семь метров. Плавно беру ручку на себя и сажаю машину на три точки.
Полет окончен. Цуранов молча вылезает из кабины и, не сказав ни слова, уходит. Что ждет меня? Уже перед самым отъездом домой начлет вызвал меня и сказал, что переводит в группу инструктора Карповича. Ура! Значит, я не исключен! Значит, буду летать!
Карпович невозмутим. Кажется, ничто на свете не может вывести из равновесия этого человека. Сделали с ним пять полетов, и в один прекрасный день он передал меня командиру звена Бухарбаеву. Еще три полета, и Бухарбаев заявил:
– Хорошо. Лети самостоятельно.
– Как?!
– Лети, малыш. Ты же хорошо летаешь!
Смотрю, самолет уже готовят – на переднее сиденье кладут мешок с грузом, равным весу инструктора. Это для того, чтобы не нарушить центровку.
Взлетел, сделал круг, сел. Еще раз то же самое и, наконец, третий раз. Подбежали ребята, не спеша подошел Цуранов. Все поздравляют, а я стою и слова не могу сказать. Начлет строго посмотрел на меня, потом вдруг улыбнулся и произнес всего одно слово:
– Молодец!
А вскоре был праздничный первомайский вечер. Вечер в аэроклубе. Пришел я на него в новом костюме. Помню, боялся сесть – брюки помнутся! – боялся прислониться к стене, боялся подойти к буфету.
Казалось, что непременно испачкаю костюм, посажу пятно.
Рядом стоял Петька – веселый, раскрасневшийся. Я ему как раз по плечо. Вдруг слышу:
– Вот так малыш! Смотрите, девочки, какой сегодня Талгат красивый.
Это Таня Хлынова с подругами.
– Пойдем танцевать, – тормошит Таня.
– Не умею, – покраснел я.
– Не может быть, – искренне изумилась она. – Как же так?
Не знает Таня, что сегодня – первый праздничный вечер в моей жизни.
Не знает она и того, что пришлось мне претерпеть, прежде чем нарядиться в новый костюм.
Ежемесячно я приносил домой тайком от отца заработанные деньги. Каждую получку мать давала мне двадцать пять рублей, и я прятал их в свой чемодан. Уже скопилось двести рублей. И тут произошла беда.
Вечером возле дома меня встретила мать. По ее лицу я понял, что стряслось нечто страшное.
– Сынок, – быстро заговорила она, – отец про деньги узнал.
– Как?
– Приходила тетя Зайнап, полезла в твой чемодан.
– Зачем?
– Я ей говорила. Но ты же знаешь, какая она. Посмотрю, говорит, что у него там лежит. Увидела, стала спрашивать, откуда. Я молчу. Она к отцу. Прошу не говорить – она рассказала. Что будем делать, сынок?
Что делать? Если бы я знал, что можно и нужно делать.
Вошли в дом. Отец мрачнее тучи.
– Садись, – кивнул он.
Я присел на краешек стула, готовый к неприятному разговору.
– Где ты взял деньги, Талгат? – строго спросил отец. – Я не могу думать, что мой сын вор. Но он не зарабатывает их. Где же он взял двести рублей?
– Отец...
– Подожди, Талгат. Я хочу рассказать тебе то, чего ты не знаешь. После ты мне скажешь все. У нас в роду не было нечестных людей.
И отец рассказал. Я привожу рассказ таким, каким он запомнился мне на всю жизнь.
Было это давно. В те годы у подножья Кара-Тау паслись байские стада. Возле одного из стад день и ночь неотлучно находился Бегельда и с ним его красавица жена и сын Якупбек. Не раз молил Бегельда аллаха о лучшей доле, но глух был всевышний к стонам бедняка. Не раз хотел Бегельда расстаться с жизнью, но стоило ему посмотреть в глаза жены, стоило Якупбеку забраться к отцу на колени, как тяжелые мысли уходили прочь.