Закончив разгром колонны, мы всей группой на бреющем полете прошли над расположением наших войск, находящихся на западном берегу Вислы. Из кабины самолета я видел, как наши пехотинцы кидали в воздух пилотки, махали руками. Это ли не высшая награда летчикам за помощь!
Вскоре войска Первого Украинского фронта перешли в решительное наступление. Мы поддерживали его с воздуха. Вели разведку, штурмовали пехоту и танки гитлеровцев, которые стремились любой ценой приостановить порыв наступления.
В дни стремительного марша на запад, когда река Висла была уже далеко позади, я узнал, что за Сандомирскую операцию представлен ко второй Золотой Звезде Героя Советского Союза.
Друзья горячо поздравляли меня, а я в это время думал о том, что нужно, непременно нужно найти в себе новые силы, чтобы оправдать высокую награду Родины.
Войска фронта перешли границу Германии. Мы летали уже над той самой землей, с которой пришел враг на священную землю наших отцов. Гитлеровская армия агонизировала.
Лицо врага
Случай, о котором я хочу рассказать, произошел незадолго до окончания войны.
Наш полк стоял на аэродроме в районе города Бауцен. Сюда мы перебазировались после Сандомирской операции, в результате которой гитлеровцы все стремительнее и стремительнее катились на запад.
Однажды, возвращаясь с боевого задания, по радио получил приказ приземлиться на аэродроме в районе города Ельс. Этот небольшой городок был недавно освобожден нашей мотопехотой и являлся очень удобной базой для штурмовиков — он находился сравнительно недалеко от линии фронта.
Мы изменили курс и вскоре сели на новом аэродроме. Осмотрелись. Картина давно знакомая. На летном поле валяются обломки немецких самолетов, кое-где торчат тонкие стволы зенитных орудий. Тишина и покой. Лишь откуда-то издалека доносится артиллерийская канонада. Это наши наземные войска продолжают наступление на противника. Ничего, завтра с утра мы поможем.
А сейчас нужно отыскать помещение поприличнее, чтобы разместить летный состав.
На аэродроме уже наводят порядок пехотинцы. Они деловито сваливают в кучи обломки, складывают в штабеля ящики с патронами и снарядами. Командует ими пожилой капитан интендантской службы. Он, к сожалению, не может подсказать, где нам разместиться, ибо сам лишь несколько часов назад прибыл в город.
Так нередко бывало в дни наступления — передовые части ушли, а тылы чуть отстали.
Как быть?
— Возьмите двух солдат и посмотрите ближайшие дома, — предложил капитан. — По-моему, они пустые. Выбирайте на свой вкус. Там и постели пуховые найдутся.
Прекрасно, подумал я, и вскоре шагал с аэродрома в сопровождении двух бравых солдат. Оба они были вооружены карабинами с примкнутыми штыками. Если к этому добавить мой пистолет, то наша тройка являла собой грозную силу в пустом городке.
Мы заглянули в несколько домов, но они не понравились. Хотелось, чтобы летчики устроились на ночь возможно удобнее и в то же время неподалеку друг от друга. А эти домики, правда утопающие в садах, не отвечали последнему требованию.
Миновали одну улочку, свернули на другую и неожиданно уперлись в солидное четырехэтажное здание. Вот это то, что нам нужно, решил я, и мы вошли в подъезд. По всей вероятности, в доме раньше жили крупные чиновники. Об этом свидетельствовали медные дощечки с фамилиями на дверях квартир.
Осмотрели одну квартиру — хороша. Другую, третью — то же самое. Но дверь четвертой оказалась закрытой.
Это еще что за чертовщина! На территории врага мы не привыкли к закрытым дверям.
Вдруг мне послышался звон стекла. Мы замерли. Да, в запертой квартире кто-то орудовал не то стаканами, не то тарелками. Постучали в дверь. Нет ответа. Еще раз постучали. Молчок.
— Ломайте! — дал я команду солдатам. Они без особого труда прикладами выбили дверь.
Мы вошли в квартиру и в первое мгновение остолбенели. В большой комнате за столом, заставленным бутылками, сидел эсэсовский офицер. Перед ним на залитой вином скатерти лежал пистолет.
В мгновение я оказался возле стола и схватил пистолет. Офицер не шелохнулся.
— Встать! — крикнул я.
Офицер медленно поднял голову и в упор посмотрел на меня. Мурашки невольно пробежали по телу. На меня смотрели абсолютно белые бешеные глаза, глаза маньяка и убийцы.
— Встать! — резко повторил я приказ. Офицер продолжал смотреть на меня, поднял вдруг руку и брезгливо махнул ею. Его жест, казалось, говорил: «Убирайтесь вон».