Один из солдат поднял карабин и поднес штык к самому лицу гитлеровца. И тут случилось такое, что я никогда ни до, ни после не видел, даже в кино. Офицер схватил стальной штык зубами и начал грызть его.
Сталь скрежетала на его зубах, из глотки неслось звериное рычание.
Солдат отдернул штык, прикладом смахнул со стола бутылки.
— Взять его, — бросил я солдатам.
Они выволокли эсэсовца из-за стола, повели к лестнице. В это время в квартиру вошел комендантский патруль во главе со старшим сержантом.
Мы передали им свой «трофей».
Всю обратную дорогу до аэродрома шли молча. Вот оно, лицо врага, думалось мне. Ведь впервые я вижу его так близко. Там, в воздухе, видна лишь машина, которую ведет фашист, видны лишь разрывы снарядов, посылаемых ими. Насколько же нужно утратить человеческий облик, ненавидеть все живое, чтобы стать таким.
— Пристрелить бы его, пса, — проговорил один из солдат.
Мы промолчали. Возмездие никуда не уйдет.
Во фронтовых газетах того времени немало писалось о зверствах врага. Я и сам немало видел этих зверств. Но не мог себе представить облика людей, способных творить такое. Теперь представил наглядно.
В одной из деревушек на территории Польши я видел труп солдата, попавшего в плен к немцам. На спине живого человека звери вырезали ремни, на груди — пятиконечные звезды. Делалось это не наспех, а с немецкой педантичностью — аккуратные разрезы шли по телу. И в этой аккуратности было самое зловещее, самое страшное.
Да, такие люди не остановятся ни перед чем. Где-то в глубине души заныло: зачем отпустил гада, почему не пристрелил своими руками. Ну, ничего, скоро рассчитаемся за все. Рассчитаемся в бою.
Наземный бой
Танковые части Первого Украинского фронта вспороли оборону противника и стремительно продвигались вперед, оставив далеко позади наступающую пехоту. Танки шли и шли вперед, врывались в города и населенные пункты, уничтожали технику и живую силу противника.
По пять-шесть раз в день летали мы на разведку, помогая танкистам ориентироваться в незнакомой обстановке. С воздуха мне была видна картина огромной операции, которая в конце концов привела к капитуляции гитлеровской Германии. Шли первые дни апреля 1945 года.
Наш аэродром находился далеко от мест, где развернулись бои, и это снижало эффективность разведки, ибо запас горючего не позволял долго находиться в воздухе. Долетишь до места, немного поработаешь, глядь — уже нужно возвращаться.
Необходимо было подтянуть аэродром возможно ближе к месту работы. Поделился своими мыслями с командиром полка майором Степановым, тот одобрил и доложил генералу Рязанову.
На следующий день получил приказ подыскать место для аэродрома.
Еще несколько дней назад, наводя танковое соединение на цель, я обратил внимание, что среди густого соснового леса расположен немецкий полевой аэродром. Самолеты, как видно, покинули его, и лишь на краю поля стоял разбитый «фокке-вульф». Решаю слетать туда и еще раз посмотреть.
Вот он. И «фоккер» на месте. Снижаюсь, внимательно осматриваю местность. Людей не видно. Может быть, замаскировались? Нет. Пусто. Делаю несколько снимков, затем пикирую, даю очередь. Тишина. Ясно, что аэродром покинут немцами.
Возвращаюсь и докладываю об этом.
— Весь полк с места снимать не будем, — говорит генерал, — а эскадрилью капитана Бегельдинова перебазируем на этот аэродром.
— Пехота противника отступает, — нерешительно произношу я, — как бы нам не попасть в ловушку.
— Не отступает, а бежит. На всякий случай дадим роту автоматчиков. На сборы даю два часа.
В тот же день эскадрилья перелетела на заброшенный немцами аэродром. Мы оказались в довольно странном положении. На запад стремительно продвигались наши танки, а с востока катилась волна немецкой пехоты.
Осмотрелись. Кругом вековой лес, в котором при желании можно укрыть добрый корпус. Великолепно оборудованный КП, рядом бетонированные блиндажи. Видно, намеревались немцы прожить здесь долго, а удирали поспешно, даже разрушить ничего не успели.
Нас вместе с автоматчиками около пятидесяти человек. Близится вечер. На душе неспокойно — ни на минуту не покидает мысль о немецкой пехоте. А ну, как наскочит на нас ночью?
Самолеты расставили на аэродроме так, чтобы огонь их сдвоенных крупнокалиберных пулеметов создавал круговую оборону. Летчики и стрелки остались в блиндаже — им нужен отдых перед предстоящими полетами. В задних кабинах возле пулеметов дежурят механики.