Мы распрощались, пожелали друг другу счастья. Встретиться пришлось через семнадцать лет в Алма-Ате. Николай Павличенко прошел через фронты Отечественной войны, закончил авиационное училище и сейчас водит воздушные корабли по трассам Казахстана.
Настал, наконец, день выпуска. Стоим в строю, и один за другим курсанты получают назначения в части. Я, уже сержант, жду не дождусь своей очереди. Нет, не дождался...
С группой сержантов меня откомандировали в истребительное училище. "Ничего не попишешь, - думал я, - такова уж служба: все люди воюют, а я так до дня победы и проучусь".
Вновь полеты, полеты, полеты и теоретические занятия.
Случилось так, что я захворал и несколько дней провел в комнате. Ребята принесли интересную новость: на летном поле стоит новый самолет "Ильюшин-2". "Красота, картинка, - восхищались они, - такого еще не видели".
Да, такого самолета не знала история авиации. Помню, как я осматривал его бронированную кабину, пушки и пулеметы, как ощупывал каждую заклепку в корпусе.
Еще в годы гражданской войны Владимир Ильич Ленин высказал идею применения штурмовой авиации против наземных войск противника. И вот в годы Отечественной войны по заданию партии и правительства конструктор Сергей Владимирович Ильюшин построил штурмовик - уникальную машину, равной которой по боевым качествам не было ни в одной армии мира.
В декабре 1941 года, когда страна узнала о разгроме немцев под Москвой, в газетах замелькали сообщения о советских штурмовиках, прозванных гитлеровцами "черной смертью".
Полжизни можно отдать, лишь бы сесть за штурвал этого дивного самолета. И настал счастливый день: мы начали изучать "илы". Да, это действительно замечательная машина! Быстрая, послушная, грозная. Теоретическую подготовку прошли основательно.
И вот уже Ижевск, запасной авиационный полк, где мы должны специализироваться на штурмовике. Несколько сот пилотов ждут назначений. Нет самолетов и инструкторов. Не сидеть же сложа руки! Создаем бригады и принимаемся огородничать. Сажаем картошку, морковь, свеклу. Проходит лето. Созрели овощи, пожухла картофельная ботва, а назначения все нет. Между собой поругиваем начальство, обвиняем его во всех смертных грехах.
Подошла осень, а вместе с ней и пора уборки урожая. Бригада, которой я руковожу, заняла первое место. В качестве премий замполит полка вручает нам по пачке махорки.
Дождались! В полк прибыли машины, так полюбившиеся мне "ИЛ-2". Начинается проверка техники пилотирования. Давно уже не чувствовал в руках штурвала, лечу с наслаждением.
Скоро в личной летной книжке появилась краткая характеристика: "Техника пилотирования на самолете "ИЛ-2" отличная. Летать любит. В полетах не устает. Трудолюбив. Летных происшествий не имеет. В воздухе спокоен, летает уверенно".
Через день издается приказ, в котором фигурируют одиннадцать фамилий, в их числе и моя. Нас, как наиболее подготовленных, оставляют в полку инструкторами.
"Ну, уж этому не бывать, - решаем мы. - Ни за что!" Вначале никто нас и слушать не хотел, но нежданно-негаданно в полк прибыла группа инструкторов из аэроклубов - люди в годах, с большим опытом. Мы возликовали.
Восемнадцатого декабря 1942 года мы уже были в дороге. Через несколько дней вышли из поезда на Казанском вокзале Москвы.
Москва тех трудных лет... Пустынные улицы, витрины магазинов, заставленные щитами, затемнение по ночам. Суровые лица людей, женщины в ватниках и кирзовых сапогах. Такой мне запомнилась столица на долгие военные годы.
Недолго пробыл я в Москве. Вместе со старшим сержантом Чепелюком получили назначение в одну часть. На Ленинградском вокзале уселись в поезд, который в те годы называли "пятьсот-веселым" - товарные вагоны, даже без нар, и полнейшая неизвестность, когда и куда приедем. Помнится, что поезд часами стоял на разъездах, зато лихо мчал мимо станций.
Едем на северо-запад, за Калинин. В пульмановском вагоне темнота. Стоит холодная "буржуйка".
- Сергей, - обращаюсь к Чепелюку, - надо бы дровец раздобыть, а то замерзнем.
- С ума спятил, - отвечает он. - Ночь, затемнение, а ты хочешь огонь разводить. Увидят немцы сверху - разбомбят.
Все же на первой остановке я выпрыгиваю из вагона и без труда разыскиваю какой-то поломанный штакетник. Растапливаем печурку. Из углов к нам начинают подходить люди. А мы-то думали, что вагон пустой!
Смотрю, сидит в сторонке девушка. Шинелька на ней, ушанка, сапоги. Смотрит на тех, кто ближе к печке примостился, с какой-то грустью. Видно, замерзла, а протиснуться вперед стесняется. Раздвинул людей, поместил девушку ближе к огоньку. Ба, да это же авиатор: на шинели голубые петлички с крылышками! Разговорились. Достали мы с Сергеем хлеб, консервы. Зина - так звали девушку - вызвалась быть хозяйкой. Ловко нарезала хлеб, разложила его на вещмешке, сахар достала, кружки.
Все расспрашивала меня, кто я и откуда. О себе сказала, что служит в авиации радисткой сама с Украины, из-под Полтавы. Там, в оккупации, остались мать с отцом, маленький братишка. Всплакнула. Мы ее успокоили как могли.
А поезд идет и идет. Проносятся контуры полуразрушенных зданий. Здесь прошла война. Это она оставила глубокие раны, разбросала братские могилы, опалила огнем жилища и сады.
Состав остановился у развалин какого-то строения. Припорошенные снегом воронки, исковерканные рельсы, обломки вагонов и - точно надгробные памятники - печи и трубы сожженных домов.
Распрощались с Зиной, пожелали друг другу счастья. Она дала свой адрес. Дальше пошли фронтовые дороги, разбитые проселки, непролазная грязь, схваченная лютым в тот год морозом.
Фронт
Село Андриаполь. Здесь расположен штаб штурмовой авиационной дивизии, которой командует Герой Советского Союза полковник Каманин. Тот самый легендарный летчик, который вел звено "Р-5" на спасение челюскинцев. Он уже был лейтенантом, когда я в трусишках бегал по пишпекским улицам. Сердце замирает от сознания, что буду воевать вместе с таким знаменитым авиатором.
Слезли с машины, идем улицей села. Холодно. Натянули пилотки на уши. Ботинки и обмотки - плохая защита от декабрьской стужи. Наконец добрались до штаба, доложили. Офицер посмотрел на нас, прочитал документы.
- Замерзли? - почему-то очень строго спросил он.
- Никак нет! - в один голос рявкнули мы с Сергеем.
- Ладно. Отогрейтесь, а потом идите в Обруб. Это недалеко, через аэродром. Спросите командира полка Митрофанова. Ясно?
- Ясно!
- Исполняйте.
Что же исполнять? Греться или идти? Мы решили, что лучше всего скорее добираться до полка. Тронулись в путь. Едва дошли до аэродрома, как раздался грохот выстрелов.
- Ложись! - крикнул Чепелюк.
Лежим в канаве носами в снег. Проходит несколько минут, грохот не прекращается. Поднимаем головы. Ничего нельзя понять. Вдруг видим направляется к нам человек. Лежим, ждем.
- Что, соколики, отдыхаем? - обращается человек.
Молчим.
- Вы с какой целью здесь? Куда путь держите?
Объясняем.
- Угу, все понятно. Вставайте, братки, вставайте. Ничего страшного нет. Зенитки ведут заградогонь. Идите, а то носы отморозите.
Красные не столько от холода, сколько от смущения, поднимаемся, отряхиваем снег и идем в Обруб. Собственно говоря, смущались мы зря. Ведь ни разу в жизни не слышали орудийного выстрела, а тут сразу десятки. Любой, пожалуй, струхнет.
Входим в дом, где разместился командир полка. В просторной комнате полумрак, на столе чадит коптилка.
- Старший сержант Чепелюк прибыл в ваше распоряжение для прохождения службы! - четко произносит Сергей.
- Добро, - Митрофанов выходит из-за стола. - А кто это там еще?
Выбираюсь из-за широкой спины товарища и докладываю.