К. К. Рыков рассказывал мне, что как-то, придя на летную станцию, директор и Мосалов попросили собрать летный состав и директор обратился к летчикам со следующими словами:
- Нехорошо получается, товарищи, фриц нахально летает, свободно бомбит завод, а мы его отпускаем с миром.
- Да еще шумовые эффекты устраиваем,- в тон директору подал реплику кто-то из летчиков, имея в виду стрельбу наших общественных зенитчиков.
- Вот-вот, именно шумовые эффекты,- поддержал невеселую шутку Мосалов,- а то и фейерверк ему преподносим.- Он вспомнил случай, когда дежурный по старту, имея в руках ракетный пистолет, выпустил из него красную ракету по пролетавшему над ним немецкому самолету.
- И это в то время, когда на нашем аэродроме стоят десятки боевых самолетов, а около них - отличные летчики, способные расправиться с этим нахалом,- продолжал директор. - Наркомат приказал мне поставить на боевое дежурство несколько машин Ил-2, вооружить их боекомплектами и держать в состоянии по-сюянной готовности к вылету.
Директор переждал несколько минут, пока улеглось одобрительное возбуждение собравшихся.
- Вот только летчиков для этих дежурных самолетов нам не дают. Специальных летчиков для несения боевого дежурства,- уточнил он.- Говорят, пусть дежурят по очереди ваши заводские летчики, ясно? Прошу обсудить тут это дело между собой, подумать, как его лучше организовать, и меры надо принимать немедленно.
В результате два звена самолетов Ил-2 были поставлены на круглосуточное дежурство на заводском аэродроме.
- У меня в летной книжке,- продолжает вспоминать Рыков,зафиксировано, что я по боевой тревоге сделал 18 боевых вылетов. Также вылетали по тревоге и другие летчики, чья очередь выпадала дежурить. Когда в городе объявлялась воздушная тревога, мы вылетали каждый в свой сектор и дежурили там в воздухе до отбоя тревоги. К сожалению, ни одному из нас не довелось встретиться с налетчиками.
Безусловно, эти бомбардировки завода отразились на работе коллектива. Кроме потерь времени на перерывах в работе по тревогам была, естественно, и скованность от напряжения ожидания, от неизвестности. Это незамедлило отразиться на итоговой цифре выпуска штурмовиков.
Правда, в августе - сентябре завод заканчивал доводку и облет большой партии самолетов Ер-2, ранее изготовленных нами. В связи с этим на завод прибыла группа специалистов из Летно-испытательного института ВВС для участия в окончании испытаний и сдачи этих машин. В частности, была поставлена задача о срочной разработке и выпуске инструкции по эксплуатации этого самолета и инструкции летчику.
В конце сентября, когда рукописи этих инструкций были готовы, я получил указание выехать в Москву для срочного издания этих пособий в Военном издательстве.
Сурово, совершенно необычно выглядела военная Москва сентября 41-го. Маскировочные сети и окраска на Малом и Большом театрах, мешки с песком в витринах магазинов, безлюдье...
Поселился я в гостинице Метрополь, а работал в редакции Воениздата, размещавшейся в одном из домов на Красной площади.
Тревоги и ожесточенная стрельба зениток сопровождали чуть ли не каждую ночь. Иногда мы, немногочисленные жильцы гостиницы, дежурили на ее крыше, ждали "зажигалок"...
Глава третья. На новом месте
В гостинице, куда я забежал по пути из редакции в Наркомат, меня ожидала телеграмма: "Немедленно выезжайте завод". Подпись директора. Дата сегодняшняя - 8 октября 1941 года.
Что случилось, почему такая спешка? В Наркомате из отрывочных и уклончивых ответов нескольких сотрудников стало ясно - эвакуация. Это нерусское слово уже прочно вошло в военный обиход, но что оно означало на практике?
К тому же эвакуация представлялась мне необходимой из прифронтовой полосы. Но неужели положение и нашего завода так плохо, что надо срочно уезжать? Эта мысль не давала мне покоя весь остаток дня, пока я заканчивал свои дела. "Воронеж,- думалось мне,- середина России, глубокий тыловой город и - эвакуация". Такое не укладывалось в моей голове.
Наш завод - арсенал армии, где все было нацелено на выполнение директивы Государственного Комитета Обороны о непрерывном наращивании выпуска самолетов, так необходимых фронту, и прекращение изготовления этого оружия, хотя бы на время?.. Понять это в те часы, имея в качестве информации только телеграмму-вызов, было невозможно.
...Не знаю, что подействовало на коменданта Павелецкого вокзала - то ли телеграмма, то ли мой расстроенный вид, а может быть, он имел какие-то указания, только записку в кассу он мне выдал без расспросов. Поезд "Воронежская стрела", как мы его называли, отошел, помнится, в свое время, но где-то недалеко от Москвы первый раз застрял надолго. В купе вагона я оказался в одиночестве и вскоре спал крепким сном сильно уставшего человека.
Видимо, выбившись из графика, наш поезд подолгу стоял на каждой станции, пропуская различные эшелоны. В Воронеж мы прибыли только десятого числа, и к середине дня я наконец добрался до дома.
В центре большой комнаты нашей квартиры стояли два заколоченных плоских ящика из-под приборов и чемодан. На чемодане записка: "Я на погрузке, вещи упакованы. Галя".
Побежал на завод. Комната, где размещалась моя бригада, была пуста. Обрывки бумаг, открытые шкафы и столы говорили о том, что все необходимое уже вынесено. В кабинете начальника СКО сидел Анатолий Соболев и просматривал какие-то списки.
- А, вот и ты, очень кстати,- приветствовал он меня.- Твоя Галя тут нам житья просто не давала расспросами о тебе. Иди на погрузочную площадку, там все наши.
- Постой, Анатолий, ты хоть коротко расскажи, что тут у вас происходит, я ведь ничего не знаю, только что с поезда.
- Что делается? Объявлена эвакуация завода куда-то на Восток. Куда именно, неизвестно. Наш конструкторский отдел и отдел технологов отправляют первым эшелоном. Вот ты с семьей едешь в 25-м вагоне,- посмотрел он по списку.- Твой посадочный талон у Назаренко. Учти, что с собой разрешено брать только одежду, посуду, продукты на дорогу. Никакой мебели и других громоздких вещей, так как вагоны в остром дефиците.
- Когда отправляемся?
- Точно неизвестно, может быть, сегодня вечером. Погрузка чертежей и нашего отдельского имущества уже закончена. Сейчас идет подготовка к погрузке семей. Ступай на площадку, там Николай Петрович, доложишь ему, что прибыл, и получишь указания, что делать.
Первый эшелон, с которым нам предстояло эвакуироваться, состоял из большого количества товарных вагонов. Для семей сотрудников выделили двухосные вагоны, которые тут же на путях своими силами переоборудовались под теплушки. В каждом вагоне устраивались нары и устанавливалась чугунная печка, труба от которой выпускалась через крышу.
Поздно вечером 10 октября произвели погрузку отъезжающих семей и первый эшелон покинул территорию завода. Ночь мы простояли на запасных путях рядом с заводским забором, а на рассвете 11 октября тронулись в путь, в неизвестные нам дали,
В дороге мне рассказали, что в первых числах октября из Наркомата было передано указание об эвакуации завода на Восток. Руководство, прежде чем объявить коллективу это указание, насколько позволяло время и обстановка, провело некоторую подготовку.
Затем директор собрал у себя специальное совещание по эвакуации, последнее в Воронеже совещание руководителей всех подразделений совместно с секретарями партийных организаций.
Несмотря на то что в приемной директора и прилегающем коридоре собралось много народа, было необычно тихо. Не слышались привычные для подобных случаев шутки и смех. Люди стояли молча, были сумрачны, понимая, что их собирают по какому-то чрезвычайно важному делу.
В назначенное время Галина Михайловна, секретарь директора, пригласила всех в кабинет, сплошь заставленный стульями.
Директор сидел на своем месте и о чем-то тихо разговаривал с Мосаловым, Востровым и Белянским, склонившимися к нему со своих мест. Кроме них за столом сидели заместители директора, а также представители райкома партии и райисполкома.