Стр. 25. Легкая атлетика? На допинге часто попадались? — Термин «допинг» (от английского «dope» — давать наркотики) был известен в России уже в начале XX столетия, но вплоть до середины века использовался для обозначения возбуждающих средств, которые давали лошадям недобросовестные жокеи. Таким образом термин «допинг» применительно к Шуре Балаганову в устах Остапа имеет явно иронический подтекст. Любопытно, что слова «атлетический» и «атлет» в окончательной версии романа оставлены только для характеристики самого Остапа, а слово «тяжелоатлет» возникает единственный раз, в связи с гирями Корейко. Из окончательного текста «Золотого теленка» выпали все упоминания и о спортивной карьере Балаганова, и о самой легкой атлетике как олимпийском виде спорта. Тем не менее в главе XX осталась сцена, которая имеет отношение к одному из видов легкоатлетического многоборья, а именно к метанию спортивного снаряда: «Шура размахнулся и, застонав от натуги, метнул в интригана обломок гири. Услышав над своей головой свист снаряда, интриган лег на землю».
Стр. 27. Вот тебе айфоны! — Если учесть, что первый iPhone был разработан только в 2007 году, появление этого слова в лексиконе Остапа выглядит, конечно же, провидческим. Однако не исключено, что вновь имеем дело с ошибкой при перепечатке рукописи. Возможно, Остап имел в виду гору Афон и одноименный полуостров в Греции, где находится сообщество 20 православных монастырей. В этом случае Остап, намекая на отнюдь не монашеское поведение Воробьянинова, в экспрессивной форме советует ему удалиться от мирских соблазнов («Ну, теперь пошел вон!») и замаливать грехи. Ведь недаром в меню Лизы, которую безуспешно пытается соблазнить Воробьянинов, присутствует блюдо «борщ монастырский».
Стр. 29. Летим в Сирию. — Поскольку официально советско-сирийское военное сотрудничество началось в середине 50-х годов XX века, этот фрагмент черновиков выглядит геополитическим пророчеством. Впрочем, есть и вероятность простого совпадения. Еще в 20-е годы на территории современной Сирии происходили важные события. В 1926 году введена конституция, через два года состоялись выборы в Учредительное собрание. Именно в это время в записных книжках Ильи Ильфа возникают первые наметки будущего «Золотого теленка». Видимо, «сирийский» сюжет перекочевал в роман из советских газет конца 20-х, где много писали о Ближнем Востоке. Напомним, что в те годы, когда соавторы работали над романом, мандат Лиги Наций на управление Сирией был у Франции. Премьер-министром Франции тогда был Аристид Бриан. А уж Бриан, как утверждали начитавшиеся газет «пикейные жилеты» из книги Ильфа и Петрова, «это голова!»
Стр. 31. …для «пятой колонны» вроде вас, Ипполит Матвеевич, я бы сейчас сделал исключение. — Считается, что выражение «пятая колонна» вошло в обиход в 1936 году, во время гражданской войны в Испании, и тогда получается, что авторы «Двенадцати стульев» опередили время. Однако в данном случае с большой уверенностью можно утверждать иное: Ильф и Петров отталкивались от цитаты из романа Льва Толстого «Война и мир» (том I, часть 3, глава 12), где состоящий на русской службе немецкий генерал Пфуль делает доклад о будущей кампании против Наполеона: «Die erste Kolonne marschiert, die zweite Kolonne marschiert…» («Первая колонна марширует, вторая колонна марширует…» — и так вплоть до пятой колонны). Ильфу и Петрову, разумеется, была известна крылатая фраза из толстовского романа, но мог ли ее знать их персонаж, провинциальный священнослужитель? Очевидно, что мог. Несмотря на незаконченное высшее образование, Федор Востриков предстает перед читателями знатоком классики. И раз уж он легко цитирует Фому Аквинского, Пушкина, Лермонтова, Достоевского, то почти наверняка знает и «Войну и мир». Однако писатели все-таки убрали «die funfte Kolonne» из итоговой версии романа, рассудив, что Льва Николаевича в их книге слишком много: тут и долгий спор между Колей и Лизой о вегетарианстве автора «Крейцеровой сонаты» и «Анны Карениной», и суровый упрек Остапа, обращенный к Воробьянинову («Кто это говорит? Это говорит граф Толстой?»), и, главное, многократные упоминания любимой верхней одежды графа: слово «толстовка» появляется в тексте романа семь (!) раз.