История возникновения романа «Двенадцать стульев» по-своему любопытна. Она кое-что объясняет в самом его замысле и содержании. Мы уже знаем, что идею романа подал Валентин Катаев. Однажды в комнате четвертой полосы он пошутил, что давно уже собирается стать советским Дюма-отцом и скоро объявит прием негров в мастерскую советского романа. Потом, заговорив более серьезно, Катаев стал развивать сюжет одного из будущих романов. Это был сюжет «Двенадцати стульев»:
— Представьте себе, в одном из стульев запрятаны деньги. Их надо найти. Чем не авантюрный роман?
В комнате четвертой полосы по крайней мере двум сотрудникам — Ильфу и Петрову — идея романа понравилась. Чем она привлекала? Занятностью вымысла? Да, конечно, и занятностью вымысла. Толстые романы Ильфа и Петрова, так же, впрочем, как и тонкие их рассказы, не в пример некоторым пухлым произведениям их современников, всегда построены на зависть увлекательно. Забота об остром и динамичном сюжете была для них не последним делом. Правда, история погони за пропавшими сокровищами сама по себе достаточно традиционна. После выхода «Двенадцати стульев» критики находили аналогичные сюжеты в рассказе Конан-Дойля «Шесть Наполеонов» (где два жулика гонялись за серой жемчужиной Борджиа и один перерезал другому горло, как Воробьянинов Бендеру), находили в кинофильме «Кукла с миллионами», потом в романе Льва Лунца и где-то еще... Авторов «Двенадцати стульев» это, по-видимому, не смущало. Традиционность авантюрного сюжета была им даже на руку, открывая дополнительные возможности не только для иронического переосмысления истории погони за бриллиантами, но и для внутренней полемики с теми скороспелыми приключенческими романами — отечественными и переводными,— которые в 20-е годы разные частные и получастные издательства щедро выбрасывали на книжный рынок.
Конечно, «закрутив» интригу, Ильф и Петров уже не могли отказать себе в удовольствии выжать из авантюрного сюжета все его заманчивые возможности. Но сами же они и посмеялись над своим романом как чисто приключенческим в главе «Могучая ручка. Золотоискатели», вошедшей только в первое издание книги. Там Никифор Ляпис в соавторстве с двумя другими халтурщиками — драматургом Хунтовым и композитором Ибрагимом — сочиняет оперу про советского ученого, который изобрел луч смерти и, умирая, запрятал все чертежи в стулья. Жена ученого ничего об этом не ведает. Она распродает стулья. Их ищет гроссмейстер ордена фашистов Уголино (бас). Ему помогает фашистский принц Сфорца (тенор). Планы фашистов разгадывают сельские комсомольцы во главе с неизменным героем Ляписа Гаврилой (переодетое меццо-сопрано). Начинается борьба... Во всяком случае, уже загоревшись идеей будущей книги и даже придумав для нее подходящее название, которое нравилось им обоим, Ильф и Петров сходились на том, что сюжет со стульями не должен быть основой романа, а только причиной, поводом показать жизнь.
Таким образом, авантюрный сюжет не имел для них самодовлеющего значения. В романе они собирались заняться тем же, чем занимались до сих пор как фельетонисты,— расправиться со многими уродливыми порождениями нэпа, продолжить обличение старого, поддержать новое. И тут традиционная форма романа приключений, позволяющего легко перебрасывать действие всюду, куда ведут следы стульев, и не очень связывать себя местом и временем, оказалась очень удобной. А то, что в ходе повествования стулья из гарнитура мадам Петуховой еще и «расползались в разные стороны, как тараканы», по замечанию критика Б. Гроссмана, делало сюжет романа более разветвленным и напряженным («Заметки о творчестве Ильфа и Петрова». «Знамя», 1936, № 9).
Пушкин, рекомендуя Гоголю сюжет «Мертвых душ», говорил: сюжет этот тем и хорош, что дает полную свободу изъездить вместе с героем всю Россию и вывести множество разнообразных характеров. К похождениям своих новоявленных приобретателей Ильф и Петров относились «по-гоголевски», ценя возможность передать разнообразие лиц и характеров. В журнальном варианте они даже сопроводили «Двенадцать стульев» подзаголовком «роман-хроника», действительно создав своеобразное бытовое, юмористическое обозрение малого мира. Ведь, гоняясь за бриллиантами мадам Петуховой, Бендер и Воробьянинов попутно обшарили многие медвежьи углы и «помогли» авторам вывести на поверхность разные типы очень еще стойкой и многоликой в 20-е годы нэпманской, обывательской, мещанской России. Тут и бесконечно далекие от современной жизни, нелепые призраки дворянского, помещичьего строя, утешающие себя воспоминаниями о никому не нужной, всеми давно позабытой трухе. Тут и вполне «современные» предприимчивые дельцы, стремящиеся нагреть руки на разных темных, нэпманских аферах. Тут и «совмещане» вроде людоедки Эллочки, уже успевшие «прослоить» новый советский быт.