Илья Кузьминов

– Пожалуй, – не стал скрывать я.

– Тогда возьмите себя левой рукой за левое ухо и потяните мочку в сторону.

Я пришел в немую ярость…

– Не смотрите на меня так, я не шучу. Вот увидите.

На меня напала сонливость и апатия. Ничего не хотелось. Весь шум кофейни как бы отодвинулся вдаль… Дунул прохладный ветерок. Я вздрогнул и схватил себя за плечи… Нет, одеяла на мне не было. Я взялся за мочку уха и потянул в сторону, потянул еще и еще. Ухо вытягивалось, я почувствовал, как мочка в моих пальцах становится толще… продолжал тянуть.

– Все, все, хватит, – сказал мой собеседник. – Вполне достаточно.

Я ощупал свое ухо ладонью. Оно было размером, по крайней мере, с большой лист лопуха.

– Вы знаете наши условия, господа? – услышал я трескучий голос. Это говорил сутулый официант. – Блюда оплачиваются, как только я ставлю их на стол, а не в конце. Услуги также.

– Да, мы знаем, – нетерпеливо ответил мужчина в голубом костюме, белой рубашке и красном клетчатом галстуке. И мы готовы сделать заказ. Да, господа? – он посмотрел по очереди на своих товарищей поверх прямоугольных очков.

– Да, мы готовы, – подтвердили в один голос они. Один из них, в коричневом костюме, кремовой рубашке в легкую косую полоску и монотонном густо-оранжевом галстуке, поставил на стол большой кожаный портфель.

– Я внимательно слушаю вас, господа, – сказал официант и раскрыл блокнот.

– Мне принесите, пожалуйста, заплесневевший обветренный кусочек баклажана, – сделал заказ мужчина в голубом костюме.

– Мне горсть рыбьих костей, – попросил мужчина в коричневом костюме.

– Каких, – нашел нужным уточнить официант?

– Слегка обглоданных, трехдневной давности.

Третий мужчина, в сером полосатом костюме, светло-фиолетовой рубашке и полосатом же галстуке оттенков синего цвета, задумчиво посмотрел на официанта, сощурив глаза, и сказал после долгой паузы:

– Мне, пожалуйста, еле теплой воды с накипью в хрустальном бокале, триста тридцать два миллилитра.

…тонкий дымок поднимался из трубки моего собеседника…
Официант вернулся удивительно быстро и принес на идеально чистых фарфоровых тарелках в точности заказанное. Мужчина в голубом костюме достал из внутренних карманов пиджака по очереди три больших тускло-зеленых пачки и положил на поднос официанта. Мужчина в коричневом расстегнул портфель, выложил на поднос две значительно более толстых пачки и кивнул мужчине в сером костюме.
После этого он сказал:

– У меня к вам еще просьба. Почешите, пожалуйста, мой подбородок.

– Я не хочу больше этого слышать, – сказал я моему собеседнику. – И я не хочу ходить с этим огромным ухом. Даже если его никто не будет замечать.

Тот выпустил из ноздрей дым и сказал:

– Тогда просто ударьте по уху щелчком пальца, желательно побольнее.

Я послушался его.
Ухо зашевелилось, вздрогнуло пару раз и отделилось от меня. Оно стало быстро складываться пополам и распрямляться и, таким образом хлопая, висеть в воздухе. Повисев так с полминуты, оно полетело, порхая неторопливо, к столику троих полных мужчин.
Тем временем официант слегка почесал подбородок мужчины в коричневом костюме и взялся за поднос.
Мужчина что-то сказал ему с недовольным выражением лица, на что официант безразлично пошевелил губами. Лицо мужчины исказилось гневом, он оскалил зубы… Официант еле притронулся кончиками пальцев к его подбородку снова. После этого мужчина достал из чемодана целый брикет зеленых бумажек и неохотно положил на поднос.
Во время этой сцены ухо подлетело слишком близко к столику, и мужчина в голубом костюме ударил его вилкой. Ухо упало на стол. Мужчина в голубом костюме что-то сказал мужчине в коричневом костюме. Тот открыл чемодан, показал содержимое и развел руками. Мужчина в голубом костюме обратился к мужчине в сером костюме. Тот виновато потупил глаза. Мужчина в голубом костюме ощупал все свои карманы и глубоко задумался. После этого он со скорбным выражением лица взял окровавленное ухо и положил на поднос официанта поверх пачек и брикетов. Лицо официанта на секунду просияло радостью и в следующий миг снова стало безразличным. На лицах двух других мужчин теперь можно было прочитать возмущение: они что-то быстро, наперебой говорили мужчине в голубом костюме.

– Да, – сказал мой собеседник, и я непроизвольно вздрогнул. – такая необходимость существует.

Он глубоко затянулся, подержал дым и выпустил большое облачко, загородившее для меня его лицо и столик троих полных пожилых мужчин. Дым постепенно рассеивался, и сквозь его остатки угадывались очертания того странного столика. Сутулого официанта уже не было, не было и подноса. И не было большого портфеля. За столом сидели трое полноватых мужчин в повседневных деловых костюмах, лет сорока или сорока пяти, но точно не старше. На столе перед ними стоял графин с соком, прозрачный большой чайник зеленого чая, сандвичи; дымилась тарелка супа.

– Если бы на все и везде цена была обоснованной, – продолжил он свою мысль, – и лишь немного более высокой, чем диктует необходимость, человечество не смогло бы существовать. Психике человека нужен канал, чтобы выводить вовне порабощающие образы, страшные мечты и сладостные, но грязные фантазии. Эти вещи требуют разрядки. Также и в обществе – бессмысленные пристрастия, странности, желание вспыхнуть и быстро сгореть, желание нанести вред самому себе и своему положению в обществе – должны получать разрядку.