– Вот так, смотри.
– Можно я тоже попробую? – она уже видела маня: слепота отступала.
– Конечно!
Вначале у нее не получалось. Голова наклонялась вбок или приоткрывался рот. От напряжения она даже покраснела.
– Давай я помогу. Расслабь шею, расслабь.
Я плавно повернул ее голову чуть-чуть вбок, потом обратно, потом снова. Как будто она отрицательно качала головой.
– Понятно теперь, зай?
– Да, да, – она улыбнулась и… повернула голову. – Господи! Я снова вижу! Я вижу! Я вижу парк! Там деревья, их листья шевелит ветер, и солнечные блики переливаются, как будто юркие белочки играют!.. – она повернулась обратно. – Я снова ничего не вижу!
– Сейчас увидишь, – спокойно ответил я, и повернулся вместе с ней на сто восемьдесят градусов.
Она восторженно взвизгнула и повисла у меня на шее. Потом оттолкнулась и стала кружиться… озадаченно остановилась.
– Так странно, дорогой! Я кручусь, и то вижу парк, то вижу черную пустоту, – удивление на ее лице сменилось испугом, и она молча подбежала ко мне и прижалась ко мне, уткнувшись в плечо.
– Ты боишься этой пустоты?
– Да.
– Когда ты перестанешь ее бояться, ты перестанешь ее видеть.
– Я не могу перестать ее бояться.
– Но сейчас ведь ты прижалась ко мне, и перед твоими глазами только пустота, потому что у тебя закрыты глаза.
– Да.
– Ты ведь не боишься этой пустоты.
– Не боюсь.
– А знаешь, почему?
– Потому что я знаю, что в любой момент могу открыть глаза, и темнота исчезнет.
– Так открой глаза в следующий раз, когда увидишь темноту.
Я взял ее за руку и повел по мягкой дорожке, поросшей мелкой травой и, местами, зеленым мхом, с большими древесными корнями, вылезавшими тут и там из глинистой почвы. Я повел ее по дорожке парка в обратную сторону.
– Я вижу, – перебила сама себя она совсем другим голосом – твердым, уверенным, не терпящим возражений. – Я открыла глаза. Я вижу все. Парк и позади, и впереди. Я могу идти в любую сторону, я могу вернуться в места, которые нравились мне, – она выпустила мою руку.
– Теперь ты можешь даже искупаться в том замечательном чистом пруду, на берегах которого росли дубы. Он слегка напоминает те два прудика, через которые перекинут горбатый мостик… Место, где мы познакомились когда-то.
– Не помню. Мы знакомы?.. Но вы правы, я отправлюсь к тому пруду. Я хочу искупаться. Прощайте, – и она ушла.
Вспышка, застывшая в вечности
Я остался один. Шумели кроны, дятел стучал вдалеке. Солнце приятно согревало щеку, а слезы – щекотали прохладой.
Теперь женщина не будет переживать о том, что парк рано или поздно кончится. Она поняла, что парк – не точка, в которой она пребывает сейчас. Парк был и раньше, и будет потом, и ему, в общем-то, все равно, что думают и куда идут посетители. Женщина уже может идти не только вперед, но и назад. Сейчас у нее счастливое время. Самое большое удовольствие при освоении чего-то нового – тот период, когда ты учишься произвольности движений. Со временем женщина сможет не только ходить вперед и назад, но и поворачивать направо и налево. Это умение рано или поздно сыграет с ней злую шутку. Она может начать ходить по кругу. Это не так страшно, когда каждая минута прогулки по парку – огромное удовольствие. Но когда, например, через миллион лет, ей надоест парк, то кольцо, по которому она будет ходить, может превратиться в ад.
Першило в горле. Я облизнул горько-соленые губы и посмотрел по сторонам. Выбирал, куда же мне податься теперь, куда пойти. С некоторых пор я, гуляя по парку, могу идти во все стороны.
Решил пойти по тропинке, ведущей вверх. Ступил на нее – она была не такая, как та, на которой встретил и потерял я свою женщину. Здесь не было мха и травы, это была песчаная тропинка посреди соснового бора. Сухой серый песок приятно шуршал, хрустел под ногами. Тропинка одним была похожа на ту, с которой только что я ушел: корни также торчали здесь и там из земли. Первые тридцать метров я наблюдал справа и слева решетчатый лес: это сосны вдоль моей новой тропинки пересекались под прямыми углом с деревьями той дорожки. Солнце светило у меня под ногами…