На исходе XIX века многим казалось: после изысканий Рыбникова и Гильфердинга запасы эпоса на Русском Севере исчерпаны почти полностью. Серьезные ученые были заняты не бесплодными, как им представлялось, усилиями по поиску несуществующего, а систематизацией и анализом накопленного предшественниками. Так было вплоть до серии открытий новых территорий с живым звучанием былин, сделанных на рубеже XIX–XX веков молодыми исследователями — А. В. Марковым и А. Д. Григорьевым, Н. Е. Ончуковым, братьями Б. М. и Ю. М. Соколовыми. После их работ стало ясно, что скептики рано поверили в оскудение ресурсов Европейского севера России.
Обеспеченный выходец из духовного сословия, сын протопресвитера Успенского собора в Кремле, Алексей Владимирович Марков (1877–1917) обнаружил очередной «былинный очаг» еще будучи студентом историко-филологического факультета Московского университета. В августе 1898 года ему довелось побывать на восточном (Зимнем) берегу Белого моря, в селе Зимняя Золотица. Здесь состоялось его знакомство с 76-летним крестьянином Гаврилой Леонтьевичем Крюковым, от которого начинающий филолог записал сразу пять былин. Место было новое, еще никто из собирателей не забирался в эту часть Архангельской губернии, хотя уже у Киреевского имелись былины, переданные ему корреспондентами из Архангелогородчины. Гаврила Крюков, знакомство с которым произошло, как определял сам Марков, благодаря «счастливому случаю»,{37} сообщил студенту-исследователю, что в его селе есть и другие мастера и мастерицы «сказывать старины». Разговор определил направление поисков. В июне 1899 года Марков, получив финансовую поддержку Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии, отправился на Север, намереваясь произвести масштабную разведку — обследовать Зимний берег, перебраться на Терский берег Белого моря, а далее побывать в Мезени. На все это Марков планировал потратить месяц. На начальном этапе путешествия компанию ему должен был составить Александр Дмитриевич Григорьев (1874–1945), в тот год с отличием окончивший историко-филологический факультет. Путь в науку Григорьева не был прост. Родившись в Варшаве — одном из крупных городов тогдашней Российской империи, Александр Дмитриевич с раннего детства познал нужду. Когда мальчику было девять лет, его отца, фельдшера (в общем-то и без того человека небогатого), разбил паралич. Хлопоты по содержанию семьи, в которой кроме сына были и дочери, пали на сына и мать, женщину волевую. Еще гимназистом Александр начал давать уроки. В его детстве и юности было много унизительного и тяжелого — недоедание, дурная одежда, долги, которые наделали его метавшиеся в поисках выхода из финансового тупика родители. Только благодаря своему упорству, трудолюбию и таланту Григорьев сумел получить университетское образование в Москве.{38}
Отправляясь на Север, они с Марковым распределили направления поисков. Если Марков двинулся в направлении к северо-востоку от Архангельска, то Григорьеву, изначально также мечтавшему добраться до Мезени и пройти отсюда вверх по реке с одноименным названием, пришлось обследовать беломорское побережье западнее Архангельска. Повезло в результате обоим, хотя ни тому, ни другому не довелось пройти маршруты, о которых они мечтали изначально. Марков на целый месяц застрял в начальном пункте своего путешествия — знакомой уже Зимней Золотице, где, по словам исследователя, «оказалась такая богатая жатва по части собирания былин»,{39} что район его поисков Золотицкой волостью и ограничился. За 24 дня в двух селах, заключавших в себе 170 дворов, Марков собрал 109 старин, среди которых былин было 75. При этом за недостатком времени исследователь записывал тексты не у всех подряд крестьянских певцов и певиц (а их оказалось более двадцати), а только у таких, которых он счел лучшими. Но и их репертуар не был охвачен им полностью. Самой большой удачей того лета Марков считал знакомство с родственницей старика Гаврилы — Аграфеной Матвеевной Крюковой (1855–1921), от которой было записано неимоверно много — 60 старин («из которых 41 она выучила на Терском берегу, а другие 19 в Золотице)», заключавших в себе около 10 300 стихов.{40}
«Жатва» Григорьева была не менее обильной. Он проехал вдоль всего южного, так называемого Летнего, берега Белого моря, но тщательно обследовал только его западную часть — город Онегу и несколько окрестных деревень, проехав на запад от Онеги в общей сложности более 170 километров. Из 34 дней путешествия 16 ушли на переезды, а 18 — на поиск сказителей и непростые переговоры с ними (кое-где хромого Григорьева принимали за антихриста) и, собственно, на запись. В результате Григорьев записал 181 текст, в том числе 35 старин (былин и исторических песен). Стало ясно, что старины довольно широко распространены по берегам Белого моря, по течению и бассейну главных местных рек — Онеги, Северной Двины, Мезени и Печоры. Так был открыт новый крупный очаг эпической традиции, оказавшийся значительно севернее областей, уже изученных усилиями Рыбникова и Гильфердинга, в «стороне», по характеристике А. В. Маркова, «украйной, задленной, куда черный ворон не пролетывал, серый волк не прорыскивал, куда и пароходы-то заходят лишь в хорошую погоду».{41} Здесь, в отличие от Олонецкой губернии, старины больше пели женщины.