Еще один очаг живой эпической традиции обнаружил человек, не имевший даже высшего образования, — сын сарапульского торговца Николай Евгеньевич Ончуков (1877–1942), деятельностью своей словно стремившийся доказать, что времена увлеченных дилетантов, вроде П. В. Киреевского и С. И. Гуляева, еще не прошли. Получив фельдшерское образование, Ончуков пристрастился к журналистике, а оказавшись в Петербурге, завязал контакты с Этнографическим отделением Русского географического общества, да такие тесные, что летом 1901 года по заданию этой организации отправился на Печору — «самую восточную из больших северноевропейских рек».{43} В тот год он не преуспел в собирательстве — местное население было занято рыбным промыслом. В 1902 году Ончуков прибыл на Печору раньше, весной, и сумел записать 82 текста. Результатом поездки стала вышедшая в 1904 году в свет книга «Печорские былины», явившаяся очередным потрясением для научной общественности. В дальнейшем Ончуков переключился с былин на собирание северных сказок, первые записи которых начал делать еще на Печоре. Ради сказок он объездил Архангельскую и Олонецкую губернии, и здесь его также ждал успех. Подобно Григорьеву, в годы Гражданской войны журналист Ончуков выбрал белых, докатился вместе с ними до Иркутска, но в эмиграцию не отправился, возвратился в Ленинград, где преподавал в университете, писал научно-популярные книжки по истории и фольклору, продолжал совершать экспедиции за сказками — вплоть до своего первого ареста и ссылки в 1931 году. Роковым для него оказался арест 1939 года. Николай Евгеньевич был осужден на 10 лет и на свободу уже не вышел.
Сравнительно с А. Д. Григорьевым и тем более Н. Е. Ончуковым судьба их младших современников, братьев-близнецов Бориса Матвеевича (1889–1930) и Юрия Матвеевича (1889–1941) Соколовых, сложилась довольно благополучно. Сыновья профессора Московского университета Матвея Ивановича Соколова (его учеником был А. Д. Григорьев), они с детства были окружены коллегами отца по историко-филологическому факультету, среди которых находился их будущий учитель, знаменитый Всеволод Федорович Миллер (его учеником, кстати, являлся А. В. Марков). Выбор историко-филологического факультета был, конечно, предопределен всей атмосферой дома, в которой выросли братья. Фольклор занимал их с самого детства. Оказавшись на каникулах летом 1907 года в гостях у родственников под Рыбинском, братья-первокурсники познакомились с Екатериной Шарашовой, кухаркой их бабушки, от которой Борис Соколов записал отрывки нескольких былин. Родом эта женщина была из Белозерского уезда Новгородской губернии. В. Ф. Миллер активно отстаивал теорию об особой роли Новгорода в процессе создания и распространения былин. Вольным Новгородом, как мы помним, бредил еще П. В. Киреевский. Однако никаких доказательств существования здесь очага эпической традиции вплоть до начала собирательской деятельности Соколовых обнаружить не удавалось. Совпадение теоретических выкладок их учителя с информацией, полученной от бабушкиной кухарки, подтолкнуло братьев к мысли об экспедиции в Новгородскую губернию, которую, несмотря на почти вековые ученые разговоры, так никто толком и не обследовал. Летом 1908 года Соколовы выехали в Белозерский уезд. Избрав в качестве базы родную деревню Шарашовой Терехово-Малахово, братья принялись обследовать окрестности. Былины и исторические песни были, но немного, в основном попадались сказки. В следующем, 1909 году Соколовы направились в Кирилловский уезд Новгородской губернии. С юга на север они проехали около двухсот верст, обследовав более двадцати населенных пунктов. Как и для их предшественников, самым сложным оказалось установить доверительные отношения с крестьянами. В каждой деревне их поначалу встречали настороженно. Незнакомые люди, одинаковые с лица, приехали из далекой Москвы за песнями и даже готовы за такую ерунду деньги платить! В крестьянской голове возникало подозрение: «Не на добро едут». Впоследствии братья с юмором описывали, как крестьяне предполагали в них то некую «тайную полицию», которая за песни может и в острог упечь, то, наоборот, «бунтарей», «поликанов» (политиканов), «забастовщиков», которые вот-вот начнут жечь деревню. Подглядев, как путешественники на карте намечают маршрут движения, сделали новый вывод: «японские шпионы». Кто-то разглядел в студентах облеченных властью лиц, явившихся «крепостное право ворочать». А когда мужик, у которого братья что-то купили, заплатив серебряный гривенник, на всякий случай попробовал денежку на зуб да со страху надавил с такой силы, что гривенник погнулся, в деревне сделали новое предположение: «фальшивомонетчики». Иногда эти фантазии приводили к явлению полиции, проверке документов. Но все-таки постепенно удавалось найти кого-нибудь посмышленее, с его помощью расположить людей к себе, расшевелить, а уж когда начиналась запись на привезенный фонограф, от желающих что-нибудь рассказать или спеть отбоя не было. Правда, демонстрация работы чудо-машины иногда приводила к неожиданному результату — братьев принимали за нечистую силу и даже за двух антихристов сразу. И вновь приходилось успокаивать и разубеждать людей. К сожалению, в каждой деревне Соколовым приходилось проходить все этапы сближения заново, и на это уходило достаточно много времени.
{44} Сказки по-прежнему преобладали над старинами количественно, но все-таки попадались и былины, и исторические песни, а следовательно, молодым исследователям все же удалось обнаружить еще один регион, где сохранилась живая эпическая традиция.