Этот красивый мужчина с теплым взглядом, шелковистыми темными кудрями и идеальным, предполагаю, что это так, торсом, не будет указывать мне, как жить.
Илья
Закупив в поселке продукты, я решаю позвонить лучшему другу. Мне нужно больше информации про Нику. Возможно, я что-то упустил.
— Матвей. Может быть, есть что-то еще, чего я не знаю? Про родителей Ники? Про их прошлое? Я слышал, как София с Юлей обсуждали, что пару лет назад отчим Ники избил ее мать, и с тех пор никто его не видел. Он уехал. Ника тогда все еще училась в Москве и вернулась, не окончив учебу, для того, чтобы ухаживать за мамой. Это так?
— Он действительно ее избил и уехал. Официальная версия такова. Но есть и другая.
— Почему я не в курсе?
— Потому что об этом лучше не говорить лишний раз вслух. Он на самом деле не уехал. Нам пришлось сделать с ним то, что мы сделали с Маратом на том заброшенном конезаводе. И Макс запретил об этом упоминать. Это случилось еще до того, как я привел тебя к «Беркутам», друг. Никто не скрывал этого от тебя намеренно.
— Но ты же знаешь, что босс поручил мне следить за Никой! Надо было рассказать!
— Когда ты стал частью команды, просто не было случая упомянуть об этом. И я не думал, что эта информация имеет значение. Ника ничего не знает про это. Она лишь знает, что отчим избил мать и покинул город, опасаясь гнева Максима. О том, что случилось на самом деле в ту ночь в их доме, никто не знает кроме Макса, Никиты и меня. И Давида.
— Так что все же произошло той ночью?
— Ээ, не уверен, что стоит говорить об этом по телефону.
— Я же объяснял, что поставил на все наши телефоны программу шифрования, — заверяю его. — Можешь спокойно говорить. Ты сказал, он закончил так же как Марат. Вы убили его? Потом избавились от придурка? Он познакомился с твоим растворителем для твердых и мягких тканей?
— Не со всем так. Оказалось, что он поднимал на Яну руку неоднократно с тех пор, как Ника уехала в Москву. Но она никому не говорила об этом.
— Черт. Женщины! Почему она не сказала Максу?
— Мне никогда их не понять, — в его голосе слышна печальная усмешка. — Со временем его пощечины и пинки превратились в настоящие побои. В ту ночь он совершенно озверел, сломал ей несколько ребер. Ей удалось доползти до кухни и схватить нож. Когда мы с Никитой и Максом приехали после ее звонка, ее квартира выглядела как настоящая бойня. Сказать, что мы были в шоке, ничего не сказать. Яна была сильно избита, вся в своей и его крови. Рядом лежал ее бездыханный муж. Весь пол на кухне был залит кровью. Она, защищаясь, нанесла ему около двадцати ударов ножом в шею и грудь.
— Вот черт! Что было дальше? — я потираю виски в напряжении.
— Максим быстро оценил ситуацию. Никто бы не поверил, что это была самозащита. Двадцать ударов, сам понимаешь. Был большой шанс, что ее бы осудили и посадили. Он уважаемый профессор без единого пятна на репутации. Она бывшая наркоманка, у которой первый муж в девяностые годы являлся членом банды Макса Ворона и погиб при странных обстоятельствах. Так что босс приказал нам избавиться от тела. Позже мы почистили весь дом от любых следов ДНК этого ублюдка и обставили все так, что он уехал из города.
— Возможно ли такое, что мать Ники рассказала ей об этом?
— Исключено. Ее волновало то, что ее дочь может узнать об этом, даже больше, чем возможность попасть в тюрьму. Эту тайну она унесет с собой в могилу. Черт, если бы этот кусок дерьма был все еще жив к нашему приходу, я бы сам его убил. Ты бы видел эту бедную женщину. Лицо — одно сплошное месиво.
По дороге обратно в хижину я прокручиваю наш разговор с Матвеем. С одной стороны, это ценная информация. С другой, бесполезная. Уже прошло несколько лет с тех событий, Ника не знает всей правды, но она все больше закручивает сама себя в спираль саморазрушения. Неужели это из-за того, что ее мать подверглась жестокому обращению со стороны того, кто должен был ее защищать? Из-за этого все ее срывы?
Не могу назвать по-другому ее поведение и то, как она намеренно старается вывести меня на эмоции. Надо признать, ей постепенно удается это. За последние сутки я выходил из себя больше, чем за весь прошедший год. Мне это совсем не нравится. Находясь рядом с ней, спасая ее от ее демонов, я теряю контроль над своими собственными. Наблюдая ее душевную агонию, я невольно вспоминаю свои первые месяцы после увольнения из армии. Я словно смотрюсь в зеркало.
Что если я сорвусь и утяну ее за собой на дно?