Annotation
Роман по мотивам русских былин Киевского цикла. Прошло уже более ста лет с тех пор, как Владимир I крестил Русь. Но сто лет - очень маленький срок для жизни народа. Отторгнутое язычество еще живо - и мстит. Илья Муромец, наделенный и силой свыше, от ангелов Господних, и древней силой от богатыря Святогора, стоит на границе двух миров.
Валькова Ольга Викентьевна
Часть I
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Часть II
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Часть III
Глава 15
Глава 16
Глава 17
Глава 18
Глава 19
Глава 20
Часть IV
Глава 21
Глава 22
Глава 23
Глава 24
Глава 25
Глава 26
Глава 27
Глава 28
Глава 29
Глава 30
Глава 31
Эпилог
Валькова Ольга Викентьевна
Илья
Вступление
Былины не поддаются хронологии. Они размывают ее.
Как будто вода колышется, прозрачная, чистая, но стирающая очертания, отражающая блики, искажающая размеры и расстояния...
В "Саге о Тидреке Бернском" упоминаются главные герои русского эпоса князь Владимир (Waldemar) и Илья Русский (IliasvonRiuzen). Сага была записана в 1250 г., но западные исследователи относят ее возникновение ко времени не позже Х века, а основана она, как говорят, на древнегерманских легендах V в.
В Киево-Печерской лавре покоятся мощи святого Ильи Муромца, который родился предположительно в 1143 году и умер в 1188-ом. В это время Киевом правил Святослав III Всеволодович.
А как же тогда Владимир Красно Солнышко? Кто он был да и был ли?
Владимир I Святой?
Но в былине об Алеше Поповиче и Змее Тугарине рассказывается, что Алеше, приехавшему в Киев, предложили высокое место за столом - из-за происхождения: он был сыном соборного попа в Рязани. Такое было бы возможно, только если христианство уже утвердилось как государственная религия и давно.
Это если даже не принимать во внимание христианских имен большинства богатырей и их родителей, упоминаний Святой Софии и еще многих деталей, которые в эпоху Владимира I были невозможны.
Может быть, Владимир Мономах? Но он правил Киевом всего двенадцать лет, и при нем степняки не осаждали Киева, и поэтому незачем ему было просить помощи у Ильи Муромца, чтобы этих степняков отогнать, как мы читаем в былине о ссоре Ильи Муромца и Владимира Красно Солнышко.
И тысячи таких загадок, ответа на которые у хронологистов нет. Одни опираются на исторические имена, считая, что искажены события. Другие обращают внимание на описание быта, а имена при этом могут быть любые. Третьи указывают на древность и языческое происхождение сюжетов, считая все прочее позднейшими наслоениями, на которые можно не обращать внимания.
Где все это происходило? Здесь, на Руси. Когда?
Когда?
Эта книга - не попытка рассказать, "как было на самом деле". Потому что на самом деле все совершенно точно было иначе.
Это не попытка "реконструировать" мир былин. Не получается: два варианта одной и той же былины зачастую предлагают разную последовательность событий. А разные былины совместить иногда оказывается вообще невозможно.
Это и не фанфик по былинам. По той же причине: "канона" не существует.
Это попытка представить себе мир, где все они могли встретиться - Святослав, Илья, Вольга, Алеша, Добрыня... Владимир Красно Солнышко, про которого мы так и не поняли, который это Владимир.
Не нужно искать в этой книге исторической достоверности - ее в ней нет.
Эпоха приблизительно соответствует эпохе правления Владимира Мономаха, первая половина двенадцатого века. Единое мощное государство, охватывающее три четверти территории Руси, в своем расцвете, но скоро, очень скоро сменится россыпью отдельных княжеств. Христианство - государственная религия уже больше века, выросло третье поколение русских людей, носящих привычные нам христианские имена - Иван, Илья, Алексей, Тимофей... Но сто-двести лет - не такой уж большой срок, чтобы язычество, отринутое в одночасье, совсем ушло в небытие.
Все анахронизмы и искажения событий допущены сознательно. В качестве напоминания: за историей - к Нестору.
Часть I
Глава 1
Лесная дорога, если она не слишком давно заросшая и покинутая прохожими, - путь незаметный и почти бесшумный. Влажная земля устлана старой хвоей и прошлогодней листвой, так что даже и конского топота не слышно, если конь не скачет во весь опор (а ты поскачи, поскачи-ка - лесной-то дорогой!), а спокойно идет в поводу - вот как сейчас. Аккуратно переступая через торчащие тут и там вздыбленные переплетения корней, и даже застоялую лужицу с илистой пенкой и голубым отблеском далекого неба не разбивая смачный шлепком, а минуя, лишь наклонив голову и и фыркнув, чтоб сморщилась.
Хороший конь, умный: в лесу не шумят.
Да и хозяин, идущий сейчас пешком, то ли чтоб дать коню отдохнуть, то ли чтоб самому без спешки насладиться потаенным спокойствием этой дороги, ему под стать. На нем легкая броня, хорошо подогнанная: не звякнет. На ногах не сапоги, а толково сплетенные лапти: такие и ступают бесшумно, и воду не пропустят, и напороться на случайный сучок ноге не дадут.
На вид ему немногим за тридцать; он довольно высок, широкоплеч, но худощав и строен. Длинные ноги в холщовых портах ступают легко, вольно. Легкие русые волосы, такие же борода и усы. Лицо худое, серые глаза кажутся узкими, а может, привычно сощурены. Длинный хрящеватый нос, похоже, пару раз неправильно сросся.
Взгляд прямой и честный; но если суметь ненароком заглянуть ему в глаза, поглубже, да когда он не ждет, можно увидеть в них, в самой глубине, всегдашнюю растерянную виноватость.
****
У виноватости этой длинная история; да и странная, чего уж там говорить.
Илья был в семье ребенком поздним, долгожданным, вымоленным, - и, как оказалось впоследствии, единственным. Иван Тимофеевич, отец его, не бил жену никогда - как-то просто рука не ложилась побить. Ни в те времена, когда долгие годы ходила порожняя, ни потом, когда понял (понял чуть ли не самым последним в деревне), что с улыбчивым его Илюшкой, при одном взгляде на которого таяло и растекалось теплом отцовское сердце, не все ладно. Просто опустился колодой возле колыбели и так молча просидел всю ночь. Наутро встал сивым: густо пробила седина русые до этого бороду и волосья.
А неладно было то, что давно уже Илюшке пора было встать на ножки, он и пытался, цепляясь за край колыбели, да не получалось: слабые непослушные ножки не держали.
Конечно, они сделали все, что только можно сделать. И на богомолье Илью возили, и сами по очереди на коленях в дальний, хорошей славы, монастырь ползали. Зная, что грех, звали ведуний и стариков из заклятого леса. Те, из леса, отмахивались, даже близко не подходили: не наше, мол, дело, не нами вязано, не нам развязать.
****
Иван сколотил для сына клеть на колесиках, чтобы, держась, мог передвигать бессильные ножки. Но какое там! Ручки у Ильи хоть и двигались, в отличие от ножек, которые не двигались совсем, но тоже были слабенькие, непослушные: не удержться ими было Илье за клеть. И ножки, сначала просто слабые, потом все больше стали напоминать те длинные мягкие водоросли, что колышатся в пруду.
Оставалось смириться.
А время шло, Илья рос, ухаживать за ним становилось труднее, да и сами они сильнее не делались. Когда-то мама мыла Илюшеньку в корытце, потом отец носил на руках в баню, потом уже в баню они тащили его вдвоем. Вдвоем и мыли; отцу одному в жаркой скользкой мыльне с крупным неподвижным телом сына было уже не справиться. Наверно, тогда и появился у Ильи этот вечный прищур, скрывающий мучительную неловкость.