Вощев. А вы боитесь быть в хвосте и потому уселись на шею!?
Товарищ Пашкин. Тебе, Вощев, государство дало лишний час на твою задумчивость – работал восемь, теперь семь, ты бы жил – и молчал! Если все мы сразу задумаемся, то кто действовать будет?
Вощев. Без думы люди действуют бессмысленно!
Товарищ Пашкин. Ты у нас, Вощев, один такой среди пролетариата: не можешь найти слов для изъяснения коммунизма в собственном уме и не знаешь, для чего жить.
Вощев. А для чего, скажите, товарищ Пашкин? Я хочу истину для производительности труда.
Активист. Истину говоришь? А не есть ли истина лишь классовый враг? Ведь он теперь даже в форме сна и воображенья может предстать!
Товарищ Пашкин (изображает рукой жест нравоучения). Пролетариат, товарищ Вощев, живет для энтузиазма труда. Пора бы тебе получить эту тенденцию. У каждого члена профсоюза от этого лозунга должно тело гореть!
Так что же нам с тобой делать…
Пашкин что-то быстро пишет, потом вручает документ Вощеву.
С завода тебе придется уйти, но своего брата-пролетария мы в нужде не бросим… направим тебя в артель копателей …
Держи, товарищ Вощев, лопату в помощь – добывай истину из земного праха!
Активист. Да, только ты учти, что польза твоя для социализма на текущем этапе развития ничтожна, потому как сущность твоя состоит из сахара, разведенного в моче, а настоящий пролетарский человек должен иметь в своем составе серную кислоту, дабы он мог сжечь всю капиталистическую стерву, занимающую землю!
Энергично входит Физрук с репродуктором. С первыми звуками Вощев в ужасе сбегает с лопатой и документом, Активист тоже уходит.
Физрук (пронзительно лает в репродуктор). Группа за сорок до пятидесяти! Группа за сорок до пятидесяти! Займите исходное положение.
(Пашкин встает по стойке смирно).
А теперь посмотрим, кто у нас сумеет достать до носков! Прямо с бедер, товарищи. Р-раз-два! Р-раз-два!
(Пашкин с трудом наклоняется).
Товарищ, Пашкин! Глубже наклон! Вы ведь можете. Вы не стараетесь. Ниже! Так уже лучше, товарищ. А теперь, вся группа вольно – следите за мной̆ и повторяйте.
Физрук исполняет каскад образцово-показательных гимнастических упражнений; Пашкин неуклюже пытается повторять.
Физрук. Группа за сорок до пятидесяти стой, смирно. Переходим к водным процедурам, до свидания, товарищи!
Группа от тридцати до сорока! Группа от тридцати до сорока! Займите исходное положение …
Физрук удаляется, Пашкин обессилено рушится в кресло. Появляется Жачев.
Жачев. Долго я тебя буду дожидаться? Опять хочешь от меня кой-чего заработать?
Товарищ Пашкин. Ты что, товарищ Жачев: чем не обеспечен, чего возбуждаешься?
Жачев. Отвечаю прямо по факту: ты что ж, буржуй, иль забыл, за что я тебя терплю? Тяжесть хочешь получить в слепую кишку? Имей в виду – любой кодекс для меня слаб!
Жачев вырывает ряд роз и бросает их прочь.
Товарищ Пашкин. Товарищ Жачев, я тебя вовсе не понимаю, ведь тебе идет пенсия по первой категории, как же так? Я уж и так чем мог всегда тебе шел навстречу.
Жачев. Врешь ты, классовый излишек, это я тебе навстречу попадался, а не ты шел!
В кабинет Пашкина входит его супруга.
Супруга Пашкина. Левочка, ты опять волнуешься? Я ему сейчас сверток вынесу; это прямо стало невыносимым, с этими людьми какие угодно нервы испортишь! (грациозно уходит).
Жачев. Ишь, как жену, стервец, расхарчевал! На холостом ходу всеми клапанами работает, значит, ты можешь заведовать такой с…!
Товарищ Пашкин. Ты бы и сам, товарищ Жачев, вполне мог содержать для себя подругу: в пенсии учитываются все минимальные потребности.
Жачев. Ого, гадина тактичная какая! Моей пенсии и на пшено не хватает – на просо только. А я хочу жиру и что-нибудь молочного. Скажи своей мерзавке, чтоб она мне в бутылку сливок погуще налила!
Жена Пашкина входит в кабинет со свертком.
Товарищ Пашкин. Оля, он еще сливок требует.
Жена Пашкина. Ну вот еще! Может, ему крепдешину еще купить на штаны? Ты ведь выдумаешь!
Жачев. Она хочет, чтоб я ей юбку на улице разрезал. Иль окно спальной прошиб до самого пудренного столика, где она свою рожу уснащивает, она от меня хочет заработать!..
Товарищ Пашкин (жене). Неси, неси ему все, что просит. Разве не помнишь, как меня по кабинетам целый месяц таскали после его доноса? Даже к имени придирались: почему сразу и Лев, и Ильич, а не что-нибудь одно!?