— Будь я лет на десять моложе, вы бы могли иметь основания говорить о том, что я одержала какую-то победу в этом смысле, но теперь подозревать меня в чем-то подобном просто нелепо — ведь я не обманываюсь насчет того, как я нынче выгляжу. Нет, Герман хочет жениться на мне, чтобы стать полновластным хозяином Сассена.
— Извините, я не знал, — пробормотал виновато Грегори. — Вам в вашем положении, должно быть, несладко приходится.
— Ну, в настоящий момент пока терпимо. У него, видите ли, уже есть жена. Но когда он от нее все же избавится, и она не будет связывать его по рукам и ногам — тогда мне и вправду придется туго.
— То есть разведется с ней, вы хотите сказать, или…
Она кивнула.
— Его жена — инвалид и поэтому целиком находится в его власти. А эти нацистские главари уже давно потеряли всякое понятие о чести и совести. Для них это уже стало делом привычным: ничего не стоит, например, подвергнуть жесточайшим побоям какого-нибудь несчастного еврея или просто человека, который им чем-то не понравился, и в результате такой обработки жертва почти всегда умирает от увечий. Очень удобно — никаких следов. Человеческая жизнь для них ничего не стоит — так чего уж тут толковать о такой обузе, как надоевшая жена, и инвалид к тому же.
— Да, понимаю. Но вы, кажется, говорили, что ваш отец по профессии врач, а в таком маленьком местечке, как Сассен, наверное, нет больше ни одного другого доктора, следовательно, он лечит и фрау Гауфф. А он-то обязательно установит причину смерти, если этот негодяй, скажем, даст ей слишком большую дозу лекарства или что-нибудь в этом роде. А ведь даже убежденным нацистам не дано безнаказанно умерщвлять своих жен.
— Отец не занимается регулярной практикой. Он по натуре что-то вроде отшельника, затворника, выходит лишь два раза в неделю, чтобы подлечить кого-либо из местных. Его в, деревне очень уважают, и не только потому, что он очень хороший врач, но и за то, что он лечит всех бесплатно. На дом он к пациентам не ходит — разве только в крайних случаях, когда дело серьезное и необходимо оказать срочную медицинскую помощь.
Несколько минут они молчали, потом она сказала:
— Вы должны произвести на Гауффа хорошее впечатление, просто обязаны завоевать его расположение. Льстите ему без зазрения совести, упомяните между делом о своих влиятельных друзьях в Берлине, которые могли бы обеспечить ему продвижение по службе, если вы замолвите за него словечко. Как все нацистские свиньи, он непомерно тщеславен и хвастлив. А когда выпьет, так просто теряет над собой контроль и, случается, бывает неосторожен в высказываниях. Всем известно в округе, что на Пенемюнде расположен испытательный полигон и что на нем в последнее время замечается активность. Но эта зона охраняется очень тщательно, поэтому никто доподлинно не может сказать, над чем там колдуют ученые и специалисты. А вот Гауфф как-то проболтался мне про ракеты, когда здорово поднабрался и начал хвастать.
— Обязательно последую вашему совету, — с готовностью согласился Грегори, — а поскольку я встречался и с Герингом и Риббентропом, надеюсь, мне не составит особого труда убедить господина Гауффа в том, что они мои добрые друзья.
Минут через десять они были уже на окраине деревеньки Сассен, проехали через нее и завернули во двор. В дальнем конце двора располагался сам «замок», как кичливо его называли в округе. В действительности же это было большое двухэтажное здание, построенное, наверно, более двух с половиной веков назад по образу и подобию всех типовых прусских юнкерских родовых гнезд.
Они прошли в большую комнату с низким потолком и стенами, обшитыми деревянными панелями, на которых красовались изрядно попорченные молью оленьи и лисьи головы. Фрау фон Альтерн позвонила в медный колокольчик, на зов явился старый и плешивый слуга, которому она сказала:
— Фридрих, это наш гость господин майор Боденштайн, о котором я тебя уже предупреждала. Чемоданы господина майора отнесет его денщик. Проводи их в комнату господина майора, а затем покажи помещение, где будет жить денщик.
Старый слуга пошел исполнять приказание, за ним ушел и Купорович, а хозяйка отвела Грегори в длинную, с низким потолком жилую комнату. Она открыла сосновый шифоньер и сказала:
— У нас как раз достаточно времени на легкий аперитив перед ужином.
Выбор напитков оказался не богат: бренди, шнапс и настойка из пастернака, поэтому Грегори предпочел ограничиться бренди с минеральной. Она едва успела наполнить бокалы, как в комнату хромая вошел мужчина лет тридцати пяти с соломенного цвета волосами, мускулистыми руками и тем безличным и туповатым выражением лица, которым славятся тевтонские красавцы. Его галантерейную красоту портил ужасный шрам, рассекающий лоб.