Представляя себя поочередно во всех этих ипостасях, Гитлер с готовностью соглашался, что да, пожалуй, и такое могло быть. Затем очнулся:
— А что же теперь? Каким образом в следующем воплощении я могу подняться еще выше? Мне кажется, я уже поднялся до самого верха.
— Никоим образом, мой фюрер, — ответил Грегори. — Наша Земля лишь один из десяти тысяч миров. Наука доказала, что звезд на небе столько же, сколько песчинок в море. За исключением планет нашей Солнечной системы, каждая из звезд тоже солнце, и почти все они обладают своими планетами, вращающимися вокруг них. Наука говорит нам и то, что все небесные тела состоят более или менее из одних и тех же материалов и, как и вся материя Вселенной, подчиняются универсальным законам. Они тоже рождаются, развиваются и переживают период упадка. Небесные тела начинают свой жизненный цикл как расплавленное существо, а спустя вечность начинают остывать до такой степени, что на них затвердевает кора, на которой зарождается жизнь, сначала растительная, затем животная. Учитывая безграничность небесных тел во Вселенной, можно утверждать, что в данный момент по меньшей мере несколько сотен из них переживают ту же стадию развития, что и наш мир. Обитатели тех миров могут быть не похожими на нас, но неразумно бы было предполагать, что они не обладают интеллектом, в некоторых случаях, несомненно, более высоким, чем наш.
— Ну да, ну да, отчего бы и нет, — бубнил под нос Гитлер. — То есть вы подводите мысль к тому, что в тех случаях, когда индивидуальная личность на нашей планете достигла высшей ступени развития, она автоматически переходит в другой мир — на другую планету, не так ли?
— Именно так, мой фюрер. И я ни секунды не сомневаюсь в том, что, когда придет ваше время покинуть свою бренную оболочку, вы родитесь заново уже в другом мире, где вам будут предоставлены возможности большие, чем в этом, и вас ожидает большее могущество.
— Интересные вещи вы говорите, — загорелся Гитлер. — Но на сегодня я уже достаточно нагулялся и порядком устал. Мне надо спуститься вниз и отдохнуть.
На этом и закончилась их вторая частная беседа.
Рассудив, что три дня подряд фюрер его вряд ли станет вызывать, Грегори решил рискнуть проведать Сабину. Она была страшно рада его видеть, но не преминула горько попрекнуть за его несдержанное обещание приходить к ней раз в неделю.
Он отговорился своей большой загруженностью и тем, что после службы из-за плохой работы транспорта к ней очень трудно добираться.
— Кстати, — заметил Грегори, — почему ты до сих пор не уехала из Берлина?
Она печально покачала головой.
— Не могу. Мне уже намного лучше, но лечение еще не закончено и поэтому не могу уехать.
— И сколько же, по мнению твоего доктора, требуется к нему ходить, чтобы он наконец вылечил тебя?
— Еще неделю или больше. Может быть, две.
— Но девочка моя дорогая, — протестовал он. — Здесь уже русские будут через две недели. Они снова пошли в большое весеннее наступление. Вот-вот они захватят Берлин. Самое большое недели через три — я абсолютно в этом уверен. Ты обязательно должна уехать из города до того, как они возьмут его в кольцо, и не останется ни единой бреши, через которую можно было бы проскочить.
— Да-да, вот и Курт то же самое говорит.
— Ага, значит, он снова появился на горизонте?
— Он несколько раз приходил навестить меня. Ну я же тебе говорила, он по-настоящему в меня влюбился и очень беспокоится за мою безопасность. Я ему, естественно, отказала, чтобы он тут со мной жил, но позволила проводить здесь воскресные дни.
— А я-то думал, что ты считаешь его занудой и только рада была от него избавиться.
Она невесело усмехнулась.
— Но ты не приходишь, а мне ужасно тоскливо. За последние пять недель я, кажется, ни единой живой души не видела и готова на луну выть от скуки. В общем, я его не воспринимаю как любовника, а поговорить с Куртом всегда интересно.