И их убедительные доводы спасли Геринга от самого худшего: Гитлер нехотя согласился на то, чтобы двум старшим эсэсовским чинам в Берхтесгадене направить телеграммы, где сообщалось бы, что Геринг лишается права наследования фюреру, его лишают чина и всех наград и его необходимо арестовать за государственную измену, так же как и весь его штаб. Телеграмма заканчивалась словами: «За неисполнение приказа вы ответите своими жизнями».
Так закончилась еще одна беспокойная ночь в бункере, который за последний месяц успел превратиться в сумасшедший дом.
После нескольких часов сна Грегори обсудил создавшуюся ситуацию с Эрикой. Нанеся удар Герингу в спину, Борман разрушил их надежды на быстрый финал. На Западном фронте не будет подписана немедленная капитуляция, английские танки не проедут сегодня же вечером по улицам Берлина, а город уже частично окружен русскими. Одно утешение, что Гитлер вроде бы всерьез замыслил покончить жизнь самоубийством — и это уже хорошо. Напряжение последних шести недель жестоко сказывалось на нервной системе Грегори, и ему как можно отчаяннее хотелось увезти Эрику из Берлина. После долгих, уговоров он согласился покинуть Берлин в ее санитарной машине, если в этот же день у фюрера не изменится настроение, и он наконец-то примет решение покончить счеты с жизнью.
И все же, несмотря на свою все нарастающую усталость и бесконечные заботы, Грегори не раз ловил себя на мысли о Сабине — уехала ли наконец она на юг? Прежде чем покинуть осажденный город, он обязан выяснить, как сложилась ее судьба. Когда он поделился об этом с Эрикой, она сразу ответила:
— Если Сабина все еще на своей вилле, то почему бы нам ее не взять с собой? Фургон у меня просторный, места на всех хватит, и после того как они укрывали тебя со служанкой, самое меньшее, чем мы можем отблагодарить их за это — спасти.
В результате разговора Грегори написал Сабине записку, где объяснил, что, возможно, уедет из Берлина утром, хотя полной уверенности у него пока нет. И если все получится так, как он планирует, то он заберет ее с собой; потом вручил это послание Малаку и отправил его на виллу к Сабине.
Под землей, в бункере, день прошел спокойнее, чем обычно, зато к вечеру события приняли беспокойный для Грегори оборот: пришла телеграмма от фельдмаршала Шернера. Его штаб-квартира была расположена в Праге. Он сообщал, что может продержаться в Богемских горах несколько месяцев, и просил, чтобы Гитлер прилетел к нему.
Хотя Берлин теперь не только бомбили, но и постоянно обстреливали из артиллерийских орудий, аэропорт Гатов все еще функционировал, и Гитлер мог сесть на самолет и долететь до Праги в относительной безопасности. Несмотря на все уговоры Бормана, пока он отказывался это сделать, но телеграмма заново пробудила в нем интерес к битвам и сражениям. Послав за картами, последними боевыми сводками и за генералом Вейдлингом, военным комендантом Берлина, он снова вернулся к исполнению обязанностей, которые еще два дня назад с себя снял, по его словам, раз и навсегда. И принялся издавать приказы направо и налево для частей и подразделений, как боеспособных, так и вовсе уже несуществующих. В довершение всего он вызвал к себе генерал-полковника Риттера фон Грейма из «Люфтваффе».
В тот вечер Грегори вернулся к Эрике с тяжелым сердцем, рассказав ей обо всем произошедшем, и выходило, что он обязан остаться и проследить за тем, чтобы непоседа-фюрер придерживался принятого решения остаться и погибнуть среди руин своей столицы.
Малаку же благополучно добрался до виллы «Вид на Зе» и обратно. Сабину он нашел еще там и принес от нее Грегори письмо, написанное торопливыми каракулями.
«Дорогой,
Как замечательно, что в это страшное время ты не забыл обо мне. Тебе известна причина, по которой я оставалась так долго в этом городе, но, благодарение небесам, я совершенно здорова, и тебе не следует так беспокоиться за меня. Несколько раз меня навещал Курт и уговорил поехать в его родовое имение Шлосс Ниедерфельс, неподалеку от Бодензее; денег на поддержание замка в приличном состоянии у него, конечно, нет, поэтому жизнь там предстоит довольно мрачная, но я хоть не буду испытывать постоянного страха перед приходом русских. Его собственный отъезд тоже задержался на несколько дней, пока он припрятывал свою научную документацию, чтобы не попала в руки противника. Он собирается доложить Шпееру об исполнении задания завтра к полудню, а потом сразу приедет за мной, так что мы с Труди упаковываем в темпе вальса наши пожитки, чтобы сразу тронуться в путь. Итак, всего тебе самого доброго, дорогой. Надеюсь на встречу в более счастливые времена.