Он закричал на Эрику:
— Ах ты сука! Предательница поганая! Сбежать к английскому шпиону, когда твоя страна ведет с Англией войну. Но ничего, я восстановлю справедливость и сведу с тобой счеты еще до прихода русских!
Когда он поднял на Эрику автомат, Грегори вскочил с пустым «маузером» в руках.
Фон Остенберг развернулся на звук, держа фонарь параллельно стволу; луч от фонаря пробежал по лицу Малаку и упал на Грегори, граф охнул:
— Мой бог! Русский!
Держа Грегори на прицеле, он рыкнул через плечо на Эрику:
— Вот значит как! Хороша женушка — нечего сказать! Сначала еврей, затем англичанин, а теперь еще и русский. Под кого угодно готова лечь, стерва! Ну и шлюшка же мне досталась в жены. Ладно, как только я покончу с этими двумя субчиками, разберусь и с тобой, чтобы ты не позорила меня своими любовными связями со всяким отребьем.
Он направил автомат в грудь Грегори.
— Стой! — крикнула Эрика. — Остановись, ради Бога! Это совсем не русский. Это…
Ее испуганный голос перешел на шепот.
Под широкой повязкой глаза графа зажглись интересом и ненавистью.
— Неужели, — зашептал он удивленно. — И точно, не русский. Это тот самый английский поганец. Да, Бог и вправду мне помогает.
Грегори знал, что перед ним враг, враг лютый, но это не Граубер. Этот ученый граф не садист и не патологический убийца. Надо попробовать спасти жизнь хотя бы Эрике. Заговорить ему зубы и… Грегори метнул в сторону фон Остенберга тяжелый «маузер» и приготовился к прыжку. Пистолет пролетел мимо, так как граф просто уклонился от этого метательного снаряда, дернув головой в сторону, и предупреждающе выразительно пошевелил автоматом:
— Еще один шаг, и ты покойник!
Эрика закричала:
— Грегори, не трогайся с места, умоляю! Если уж ему так не терпится кого-то убить, пусть это буду я.
— Какая пара любящих голубков, — развеселился граф. — Галантный джентльмен предлагает убить его вместо моей подзаборной шлюхи-жены, как будто у меня не хватит пуль на вас обоих. А эта тварь воет, что готова пожертвовать собой ради него. Но вы не сомневайтесь: я не собираюсь вас разлучать, мои голубки. Прямо Ромео и Джульетта! Одна могила на двоих.
Помолчав секунду, он рявкнул на Грегори:
— А ну отвечай, британская падаль, что ты здесь делаешь? Как сюда попал?
— Мы пришли забрать с собой Сабину, чтобы провести ее мимо русских патрулей и спасти от бесчестья.
— Вот уж не думал, не гадал, что ты с ней знаком.
Грегори почти искренне засмеялся — получилось довольно-таки натурально:
— Да ее я уже сто лет знаю. Она меня здесь прятала от гестапо во время вашего дурацкого покушения на Гитлера. Я даже на крыше сидел и видел, как они пришли за тобой, а ты здесь разыграл клоунаду с самоубийством, у тебя не хватило мужества даже на то, чтобы застрелиться, как полагается честному человеку.
— Где Сабина?
— Бог ее знает, где она. Перед уходом она оставила мне записку, где сообщала, как мы отсюда можем выбраться.
— Да, Курт, — воодушевилась Эрика. — Она наполнила бензином бак моторной лодки. Через полчаса мы собирались уходить отсюда и плыть вниз по Хавелю. Давай же забудем старое. Мы же все живы и здоровы. Брось ты свои бредни о кровавой мести и поезжай с нами.
— Спасибо, дорогая моя шлюшка, за ценное предложение, — сухо поблагодарил граф. — Чудесный план, и я непременно им воспользуюсь. Только мне не нравится компания шпионов и шлюх, а посему я отправлюсь в путь в одиночестве.
— И тебя непременно убьют, — закончил за него Грегори. — В Потсдаме давно уже сидят русские и контролируют реку патрулями и прожекторами… И себя, дурак, погубишь и лодку.
— Ничего, не убьют. Я с твоего трупа сниму русскую форму и переоденусь в нее.
— Убьют, ты же не знаешь ни слова по-русски и не сможешь им ничего ответить, когда они потребуют от тебя объяснений.
Грегори стоял от графа в нескольких метрах — слишком далеко, чтобы броситься на него, тот успеет уложить его раньше, чем он дотянется до автомата. А без него Эрика погибнет от руки этого титулованного подонка почти наверняка. Надо отговорить подлеца от его кровавых планов. Он решил и дальше попытаться заговорить фон Остенбергу зубы:
— Эрика права. Ведь ты уже достаточно нагляделся на смерть и жестокости в Берлине. Постарайся вспомнить, что все мы когда-то были цивилизованными людьми, а теперь, когда война уже практически закончилась, надо и вести себя соответственно. Ты же не гестаповская безродная сволочь, а германский аристократ, твой долг вести себя так, как подобает аристократу. Я достаточно понимаю по-русски, чтобы провести всех нас мимо их постов и кордонов, спасти себя и тебя. Ради Христа, будь же благоразумен, и поехали вместе.