Но не только уверенность в том, что, будучи подобной душой, он наверняка будет гостеприимно принят у Клейна, привела Милягу сюда. Он не помнил случая, чтобы Клейну не нужны были деньги для какой-нибудь аферы, а раз так, то ему нужны и художники. В этом доме на Ледброук-Гроув можно было не только отдохнуть, но и найти работу. Прошло одиннадцать месяцев с тех пор, как он в последний раз видел Честера, но тот приветствовал его столь же пылко, как и всегда.
— Скорей-скорей, — поторопил Клейн. — У Глорианны опять течка! — Он умудрился-таки захлопнуть дверь, прежде чем страдающая ожирением Глорианна, одна из его пяти кошек, успела улизнуть в поисках дружка. — Опоздала, радость моя! — сказал он ей. — Я ее специально откармливаю, чтобы она не могла быстро бегать, — пояснил он. — Да и я рядом с ней не чувствую себя таким боровом.
Он похлопал себя по животу, который значительно увеличился с тех пор, как Миляга видел его в последний раз, и теперь испытывал на прочность швы его рубашки, такой же багровой, как и лицо ее хозяина, и знававшей лучшие времена. Он до сих пор перевязывал сзади волосы лентой и носил на шее цепочку с египетским крестом, но под внешностью безобидного обрюзгшего хиппи скрывался страшный стяжатель. Даже прихожая, в которой они обнимались, была переполнена разными безделушками: там были вырезанная из дерева фигурка собаки, немыслимое количество пластмассовых роз, сахарные черепа на тарелках и тому подобные вещи.
— Господи, ну и замерз же ты, — посочувствовал хозяин, — и выглядишь плоховато. Кто это тебя так отделал?
— Никто.
— У тебя синяки.
— Я просто устал, вот и все.
Миляга снял свое тяжелое пальто и положил его на стул рядом с дверью, зная, что, когда он вернется за ним, оно будет теплым и покрытым кошачьей шерстью. Клейн был уже в гостиной и разливал вино. Всегда только красное.
— Не обращай внимания на телевизор, — сказал он. — Я в последнее время вообще его не выключаю. Весь фокус в том, чтобы смотреть его без звука. В немом варианте это гораздо забавнее.
Новая привычка Клейна мешала сосредоточиться. Миляга взял вино и сел на угол кушетки с торчащими в разные стороны пружинами. Там было легче всего отвлечься от телевизора, но все равно его взгляд время от времени скользил по экрану.
— Итак, мой Блудный Сын, — произнес Клейн, — каким несчастьям я обязан твоему появлению?
— Да нет никаких несчастий. Просто не очень удачный период. Захотелось побыть в приятном обществе.
— Забудь о них, Миляга, — сказал Клейн.
— О ком?
— Ты знаешь, что я имею в виду. Прекрасный пол. Забудь о них. Я так и сделал. Это такое облегчение. Все эти кошмарные соблазны. А время, потерянное в размышлениях о смерти, чтобы не кончить слишком быстро? Говорю тебе, у меня словно камень с плеч упал.
— Сколько тебе лет?
— Возраст здесь абсолютно ни при чем. Я отказался от женщин, потому что они разбивали мое сердце.
— Какое такое сердце?
— Я мог бы задать тебе точно такой же вопрос. Ну конечно, сейчас ты скулишь и заламываешь руки, но потом начнешь все сначала и совершишь те же самые ошибки. Это скучно. Они скучны.
— Так спаси же меня.
— Ну вот, начинается.
— У меня нет денег.
— У меня тоже.
— Значит, надо их заработать. Тогда мне не надо будет жить у кого-нибудь на содержании. Я собираюсь снова поселиться в мастерской, — Клейн. Я нарисую все, что ты захочешь.
— Блудный Сын заговорил.
— Послушай, не называй меня так.
— А как тебя еще называть? Ты совсем не изменился за последние восемь лет. Мир стареет, но Блудный Сынок ни в чем не изменяет себе. Кстати говоря…
— Дай мне работу.
— Не прерывай меня, когда я сплетничаю. Так вот, кстати говоря, я видел Клема в позапрошлое воскресенье. Он спрашивал о тебе. Набрал много лишнего веса, а его сексуальная жизнь приносит ему почти столько же несчастий, сколько и тебе. У Тэйлора рак. Говорю тебе, Миляга, воздержание — единственный выход.
— Так дай мне работу.
— Это не так просто, как ты думаешь. Б настоящее время спрос упал. И скажу тебе прямо, у меня появился новый вундеркинд. — Он поднялся. — Дай-ка я тебе покажу. — Он провел Милягу в кабинет. — Парню двадцать два, и готов поклясться, что, если бы у него в голове была хоть одна стоящая мысль, он стал бы великим художником. Но он такой же, как ты: у него есть талант, но ему совершенно нечего сказать.