— Кушать... — прошептала девушка, качнув головой; её необыкновенные глаза начали наливаться чернильной тьмой. — Я... хочу кушать...
Она улыбнулась, уставившись на горстку детей на поляне перед пещерой, и приоткрыла рот. Меж пухлых губ заструилась липкая густая слюна. Финн отметил её раскуроченный живот, где вздрагивал большой лоснящийся комок кишок, удерживаемый на месте каким-то чудом — видимо, последствия взрыва.
«Такого не может быть. Люди не выживают после таких ранений».
— Иди сюда! — вдруг закричала девушка, как-то странно взмахнув целой рукой.
Финн рухнул на колени, содрогаясь в агонии. Его голова, оторванная метким и сильным ударом, покатилась по сухой лесной почве, загребая листву разинутым в предсмертной муке ртом.
— Нет! — завопила Бебе, глядя, как незнакомка трогает ладонью обрубок шеи Финна. — Нет, отпусти его!
— Бебе, бежим! — застонал Заки побледневшими губами.
Он схватил девочку за руку и побежал так быстро, как никогда не раньше. В голове мысли прыгали, будто блохи: это его вина, его вина, его, Заки, вина. Финн мертв, эта девушка убила его. Кушать? Она просила кушать? Кто она такая? Чудовище?
«Если бы я только не бросал ракету в пещеру! Какой же я идиот!»
Позади раздался тонкий свист, и Заки обернулся. Девушка мягко скользила за ними, разгоняя сумеречную мглу светом сияющих безумных глаз. В правой руке болталась схваченная за волосы голова... и, теряя рассудок, Заки завопил так сильно, что лёгкие вспыхнули огнём.
— Бебе, беги, беги!
— Заки!
— Не оборачивайся!
Заки встал, как вкопанный. Он задержит чудовище, чтобы выиграть время для Бебе. В конце-концов, это только его вина — жить, зная, что друг погиб из-за твоей тупости, невозможно.
— Мальчик! — взвизгнула девушка, облизываясь и скаля зубастый рот.
Кожа с её лица почти целиком облезла, обрамляя лишь правый глаз и нос, и Заки, глядя, как она приближается, едва сдержал вопль ужаса, рвущийся изнутри.
Раньше он думал, что смерть — это скелет в плаще и с косой, но теперь все изменилось. Мир перевернулся. Смертью оказалась красивейшая девушка с ангельски-голубыми глазами.
Бебе удалось почти сразу выбежать на тропу. Обезумев от страха и горя, она бежала мимо оранжевых фонарей, захлёбываясь в слезах. Впереди показался подсвечиваемый силуэт, и Бебе, не успев свернуть, врезалась в него.
— Эй! — незнакомцем оказался лесник, патрулирующий тропу каждый вечер.
Он изумлённо уставился на рыдающую и задыхающуюся девочку лет семи и понял, что случилось что-то ужасное. Она не могла говорить от пережитого, поэтому только выкрикивала отдельные слова, собирающиеся вместе в страшную картину. По опухшим щекам струились слезы, и лесник склонился к девочке, неуклюже стирая их.
— Скажи своё имя и фамилию, — строго произнес он, — и опиши всю ситуацию.
Бебе Питерсон привели в полицию для дачи показаний спустя несколько дней — все то время над ней хлопали крыльями родители, оплачивая походы к психиатру, чтобы тот помог стереть пустое выражение с лица девочки. Когда она появилась в участке, само время будто остановилось, чтобы прислушаться к страшной истории, принесённой из Леса.
Темнокожая женщина в строгой форме полицейского кивнула вошедшей в кабинет семье Питерсон, после чего указала на Бебе:
— Родители, выйдите, пожалуйста. Допрос проводится лишь с одним человеком.
— Но... — начала мать, однако отец оборвал её, деликатно обняв за плечи и потянув в сторону входа.
Когда дверь кабинета закрылась, женщина вздохнула с облегчением. Бросив задумчивый взгляд на сгорбившуюся на стуле Бебе, она включила диктофон и сухо улыбнулась:
— Начнём. Я офицер полиции Джулия Гроун. Вам будет задано несколько вопросов относительно случившегося: отвечайте правдиво, ничего не упускайте. Каждая деталь может быть важна для дальнейшего расследования. Именем Господа нашего и Соединённых Штатов, аминь.
— Аминь, — эхом отозвалась Бебе.
— Ваше имя и год рождения, — Гроун уперлась локтями в стол и склонилась вперёд, внимательно глядя на допрашиваемую.
— Бебе Роуз Питерсон, семь лет. Родилась здесь, в Ходри, семнадцатого мая две тысячи восемнадцатого года.