– Нельзя! – Я мягко оттолкнула его. – Не дурачься.
– Эй, голубки! – Зои насмешливо помахала рукой. – Давайте-ка домой!
– Что ж, пока, – попрощалась я с Натаном.
– До скорой встречи, – его улыбка увяла.
Уходя, он шел даже быстрее, чем обычно. Я всматривалась в широкую спину, мысленно кусая локти. Нет. Отношения – это ответственность, самоотдача, внимание. Все равно что завести собаку. А ведь у меня в детстве животные умирали быстро.
Кафе опустело. Часы над входом пискнули, и я невольно поежилась, вспомнив байки, которые травили коллеги долгими вечерами. По словам Зои, кто-то здесь утонул во фритюрнице – поскользнулся и ухнул головой прямо в кипящее масло. Я не раз косилась в сторону агрегата, задаваясь вопросом, меняли ли после того случая масло или это слишком дорого. Была также история о девушке, которую маньяк задушил и засунул в большую мясорубку на складе. Неприятным совпадением оказалось то, что это жуткое приспособление для перемалывания туш не работало из-за осколков костей, повредивших лопасти. Девушка оставалась на ночную смену – тогда их еще не отменили.
Неоновая вывеска моргала от перепадов напряжения и заливала паркинг перед кафе зловещим красным светом. В помещении не было слышно, но я точно знала: она жужжит, как полчища мух. Я подалась вперед. На границе освещенного круга кто-то стоял. Во мгле застыла чуть подсвеченная красным фигура. Я отчетливо поняла: это не сон, не галлюцинация, не игра света и тени. Тень не двигалась, но поза была напряженной. Я облизнула губы, стирая кончиком языка солено-горький пот. Ощущение западни охватывало тугими кольцами, парализовало мозг.
Темноту разрезал свет фар, и жуткая тень сгинула. Маленький «хендай» припарковался у черно-желтого полосатого бордюра, звонко засигналил. Все еще дрожа, я погасила свет в помещении, заперла на ключ стеклянные двери и активировала сигнализацию.
– Эй! – Джи тепло приветствовала меня, когда я села в машину и пристегнулась. – Ты в порядке?
Одевалась она всегда стильно и красиво, все в ней было идеально – от умопомрачительного черного платья из простенького трикотажа до завитых угольно-черных волос. На мгновение я почувствовала себя гадким утенком в старой футболке и джинсах, да еще и без макияжа. Видимо, Джи подумала о том же, потому что цокнула языком и, выезжая с парковки, бросила:
– В бардачке – моя косметичка.
Когда мы подъехали, я уже успела привести себя в порядок с помощью серебристых теней и сотни слоев черного карандаша для глаз. Джи критически оглядела меня и протянула блеск:
– Умница. Слушай, с тобой точно все в порядке?
– О чем ты? – Я пристально посмотрела в ее голубые глаза, казавшиеся прозрачными в неоновых всполохах света от вывески клуба. Зеленый. Бирюзовый. Желтый.
– Ты выглядишь так, будто увидела привидение.
– Со мной все в порядке. – Я поцеловала ее в щеку, смазав блеск. – Правда.
«Давилка», как всегда, казалась большим пульсирующим сердцем. Клуб был оформлен в лучших традициях фильмов ужасов: с темного потолка свисали толстые цепи с крючьями и без, зловеще подсвеченные прожекторами разных цветов; художественно выщербленные стены жутковато пестрели алыми подтеками и надписями вроде «Помогите!». В общем, «Давилка» была потрясающим местом.
– Водки, – сказала я, запрыгнув на высокий барный стул.
– Безалкогольный мохито, – произнесла Джи.
Бармен совершил ряд загадочных пассов, и перед нами как по волшебству появился наш заказ. Я зачарованно смотрела на холодную водку, плескавшуюся в запотевшей стопке. Зелье забвения. То, что нужно. Одним глотком я осушила стопку, и бармен вновь наполнил ее. Джи с любопытством смерила меня взглядом, потягивая через соломинку свой мохито.
– Все-таки с тобой что-то не так, – изрекла она, – только я понять не могу что.
Я прижала палец к губам и покачала головой, пряча горькую ухмылку:
– Хватит о проблемах.
Покинув высокий стул, я двинулась в самую гущу веселья. Толпа танцевала энергично, в едином ритме, похожая на волну, бьющуюся о стены клуба… а я хотела утонуть в ней. Ворвавшись в людской поток, пахнущий потом, сигаретами, жвачкой и духами, я отдалась музыке. Завтра будет больно, потому что тело остынет, проступят черные синяки от чужих тычков. Но сейчас даже они оставляли приятное саднящее ощущение, доступное лишь живым. Только живые знают о боли. И именно это мне было нужно сейчас – в последнее время я пребывала в непрерывном анабиозе. Мало-помалу люди вокруг выбили все занозы из моей души, а алкоголь сыграл роль анестезии.
Каким-то мистическим образом в толпе материализовался Натан. Он улыбнулся, прижал палец к губам. Глаза маслянисто блестели от алкоголя. Я молча смотрела на него в упор. Мир вокруг продолжал бесноваться и пульсировать силой, но мы были отдельно от него.