- Невесту? Вот как? - под тяжелым взглядом, брошенным исподлобья, Филиппа беспокойно переминалась с ноги на ногу. На губах дрожала улыбка, от которой на ее щеках расцветали ямочки. Странно, что Синистер раньше их не замечал. - Это весьма серьезный шаг. Я рад, что вы с Робертом на него решились.
- Ну… спасибо, - Арклайт несколько рассеянно пожала плечами. - У нас не прям свадьба, а так, небольшая вечеринка…
- На которой ты не будешь пить! - важно провозгласила Перл, скрестив руки на пышной груди. Под ее тройным подбородком перламутрово мерцала жемчужная нить. - Слышишь, куколка? Ничего крепче томатного сока!
- Абсолютно согласен, мисс Глосс. Даже в такой знаменательный день нельзя забывать о твоем деликатном состоянии, Филиппа, - вместо одной невесты память рисовала ему другую: не узкую юбку, словно нарисованную на девичьем теле, а ниспадающую до самого пола, белый шелк и нежное кружево, и туманный привкус засахаренных фиалок и ванильной глазури на губах. Натаниэль прикрыл глаза, делая глубокий вздох. Корень языка жгло желчью. - Настоятельно советую не переутомляться. И зайдите ко мне с Робертом после ваших… гм, торжеств. Я хотел провести осмотр сегодня, но не буду мешать вашему празднику. Мои поздравления Роберту. Отрадно видеть, что он стал решительнее. Или это ты преподнесла ему кольцо? - не дождавшись ответа, мистер Эссекс развернулся на каблуках и, размашисто шагая, направился прочь.
***
До пятого месяца состояние Арклайт не вызывало у мистера Синистера беспокойства; беременность протекала нормально, за исключением некоторых трудностей, но в отеке конечностей и легкой сонливости не наблюдалось никаких предпосылок возможных осложнений. В целом Филиппа чувствовала себя хорошо, как и Роберт, озабоченный больше здоровьем супруги, нежели своим. Вполне естественный процесс роста и развития плода представлялся мутанту чем-то особенным, нереальным, и подобный наивный восторг забавлял ученого. Можно подумать, Филиппа первая женщина, которой предстоит рожать. Однако Эссекс не стремился разрушить столь трогательную идиллию супругов и с некоторой долей умиротворения наблюдал за новобрачными. Как и многих беременных, Арклайт мучили боли в пояснице, и она сидела, привалившись спиной на гору подушек. Такую активную личность выводило из себя вынужденное безделье, как и чрезмерная опека, но в данный момент девушка хохотала, запрокинув голову и прикрыв смеющийся рот ладонью: Призм с самым серьезным видом читал сказку, обращаясь непосредственно к ее животу, на котором фломастером была нарисована улыбающаяся рожица. Из-за отека пальцев Арклайт носила обручальное кольцо на шее, на тонком крученом золотом шнурке, как и Призм: его слишком чувствительная кожа воспалялась и прела даже под металлическим ободком, бывшим не шире пары миллиметров. Совсем простые, без узоров и камней, кольца удостоились едкого замечания Клодин: “Они будто их сами из проволоки скрутили”; а гранатово-алый взгляд, брошенный из-под темных вееров ресниц, полнился гадливым презрением.
- Она похожа на перезрелую грушу, - брезгливо скривилась мисс Синистер, расхаживая из стороны в сторону позади кресла Эссекса. Мужчина безмолвно вздохнул, глядя на экран монитора, в задумчивости сплетя пальцы под подбородком. - Эти их нежности… отвратительно!
- Мне кажется, или я действительно слышу в твоем голосе зависть? - обронил мужчина, не поворачивая головы. Клодин негодующе развернулась, чиркнув каблуком по полу.
- Вздор! - отчеканила она. - Зависть… вот еще! - девушка картинно всплеснула руками. На алебастрово-белых скулах огненно рдел гневный румянец. - Я вообще не понимаю, зачем ты это смотришь. С таким же успехом можно посмотреть один из тех дурацких слащавых ситкомов, которые так любит слониха Глосс.
- Твое вопиющее невежество начинает меня утомлять. Сравнить наблюдение за объектами эксперимента и просмотр ситкомов… подобное можно ожидать от Реган, но никак не от тебя, - от тона ученого веяло морозом, под пристальным, немигающим взглядом, острым, словно стилет, Клодин скрестила руки на груди, изогнув спину и вскинув голову, всей позой выражая пренебрежение к словам генетического отца. Под полуприкрытыми веками мерцало закатно-алое пламя.
- Ну? И какой же ты вывод сделал, глядя на эти сюсюканья? Наверняка, что-то архиважное и ценное для науки. Где уж мне постичь все эти тонкости, - мисс Синистер скорбно покачала головой, прижав кончики наманикюренных, унизанных кольцами пальцев к щекам. Пальцы ученого, но с вишнево-красным, как запекшаяся кровь, лаком на ногтях и солнечно лучащимся золотом - они больше подходили какой-нибудь певичке из дешевого варьете. Несмотря на весь свой лоск и манерность, Клодин выглядела дешево, а Натаниэлю Эссексу претила эта вульгарная грошовость. Мисс Синистер была одним сплошным капризным разочарованием, но еще тлела надежда, что в скором времени хоть малая толика ее потенциала, заложенного на генетическом уровне, раскроется, но нет, кроме манерных ужимок и зубоскальства от Клодин мало чего можно было добиться.
- Пока я сделал только один вывод - ты абсолютно безнадежна.
- Ну, будет тебе, папочка, не обижайся, - руки Клодин крепко, точно лианы, обвили шею Эссекса, прохладная щека прижалась к его виску, а волосы щекотнули шею ученого и змеями заползли за воротник. Запах ее духов, резкий и навязчивый аромат лаванды, сандала и меда, раздражая, забивался в нос, и мужчина слегка повернул голову, отворачиваясь. Мисс Синистер обиженно фыркнула ему в ухо. - Не дуйся. Как только затеешь что-нибудь интересное, я буду полностью в твоем распоряжении.
- Позволю себе напомнить, что ты и так в моем распоряжении, - Натаниэль сбросил руки дочери с шеи и поднялся. На мониторе застыло изображение спящей на боку Арклайт, обнимающей подушку. - Но сейчас я в тебе не нуждаюсь. Оставь меня.
- Как? Даже не попросишь меня заварить для тебя чая? - проказливо осведомилась девушка.
- Я попрошу тебя замолчать и закрыть дверь с той стороны, - повелительно бросил мистер Синистер. Каблуки Клодин с разъяренным стуком отмерили шаги до двери, резко распахнувшейся и пославшей поток воздуха, всколыхнувшей плащ ученого. Бумаги на столе заволновались, зашуршав палыми листьями, изображение на экране дрогнуло, когда мисс Синистер намеренно громко захлопнула дверь, и Арклайт, словно услышав, беспокойно заворочалась, страдальчески морщась, принялась устраиваться поудобнее. Подушки расползались под ее спиной, Филиппа никак не могла подняться, - очевидно, из-за болей в пояснице, - и через секунду в кадре появился Роберт. Это хорошо. У Натаниэля не всегда представлялась возможность наблюдать за будущей матерью, а под присмотром Призма ей точно ничего не грозит. Анализы не выявили никаких нарушений, и ученый был настроен весьма радужно. Далеко не у всех организм так стойко переносит гормональную перестройку.
Однако к итогу шестого месяца самочувствие Арклайт начало стремительно ухудшаться. Живот рос, как тесто на дрожжах, и девушка едва могла ходить; смуглая кожа пожелтела и одрябла, а легкая сонливость практически переросла в нарколепсию - Филиппа спала восемнадцать часов в сутки, уставала даже после обычного приема пищи, а ела она плохо и мало: тошнота почти не проходила, иные продукты ее желудок просто отказывался принимать, и мистер Синистер встревожился. В его планы не входило выбирать кого-то одного, Арклайт могла послужить ему в будущем, а ребенок был слишком любопытным экземпляром, чтобы опустить его гибель еще до его же рождения, так что в виду резкого осложнения состояния Филиппы, Эссекс принял решение о госпитализации. Роберт не возражал - он был расстроен и напуган, винил во всем себя, и переживания начали подтачивать и его здоровье. Призм осунулся и похудел, изжелта-белая кожа сравнялась цветом с прокисшим молоком, лопалась, ранки мокли и не заживали: сукровица застывала коркой и твердела, врастая в тело, и под мутно-желтой коростой алела нагая плоть. Струпья разрастались подобно грибку и, к счастью, поразили только кожу, внутренние органы Призма пока были чистыми, однако мутант не был застрахован от рецидива. Какое все-таки проблемное семейство, даже их ребенок, будучи в утробе, а уже так докучает. Мистер Эссекс таил усмешку, споласкивая руки, пока Брейнчайд и Призм готовили Арклайт к осмотру. Девушка дремала, двигалась вяло и грузно, и щуплый Брейнчайлд не мог справиться с ней в одиночку. Живот, тугой и тяжелый, поблескивал тонким слоем эхогеля; столь внушительный объем внушал Синистеру опасения, хотя причина могла быть всего лишь в большом количестве околоплодной жидкости. Арклайт глухо застонала, страдальчески морщась; по ее животу прошла судорога. Брейнчайлд пакостно захихикал, перетягивая жгутом руку девушки.