Мужчины останавливаются, но хватку не разнимают, по-прежнему держа ее распятой в середине.
— Но босс… — недоумевает один из них. У него голова свиньи, и сам он точно такая же жирная свинья. — Вы же разрешили…
— Вы же разрешили… — передразнивает его Джокер, кривляясь, хотя за кривой ухмылкой видно, что он взбешен. — Руки прочь. Пошли вон, все! Наружу…
Когда до них доходит, они тут же отпускают Харли, позволяя ей свернуться в клубок и наконец беззвучно зарыдать.
Последний желающий не успевает одернуть руку, и через мгновение в лоб ему влетает пуля.
— Ничего личного, тыковка, — Джокер смотрит на нее, наклонив голову, и она не может понять, о чем он думает сейчас. Может, собирается пристрелить ее следом за своим бывшим и уже мертвым помощником. — Они просто не понимают, как надо обращаться с девушками вроде тебя.
Он поворачивается, собираясь скользнуть в темноту по другую сторону тени и раствориться в ней, став частью ее.
— Подожди, — решается Харли снова и тянет руку. — Возьми меня с собой.
Ему же ничего не стоит схватить ее за ладонь и потянуть за собой. В другой мир.
Но Джокер только ухмыляется ей, сверкая кинжальными зубами, а затем уходит.
Ты мне не нужна — говорит за него безумный хохот.
Оставляя одну.
***
Она не знает, сколько времени проходит. Может, пять минут, а может, и целая вечность. В голове все еще порхают кроваво-красные мотыльки, и затылок болит, а за разрушенной стеной слышится вой полицейских машин.
Они пришли на помощь…
Харли вздрагивает. Когда они увидят записи с камер, то им будет все равно до того, что она врач. Ее попросту пристрелят. Как сообщницу, принесшую с собой ручной пулемет в сумке.
Так или иначе, она обречена.
— Черта с два! — Харли поднимается на ноги, шатается и заставляет себя собраться. В луже блестит острое ребро забытого Джокером пистолета, и это как раз то, что ей нужно.
Она отдала этому чертовому сукину сыну слишком много. Подарила ему свободу.
Так что они не доиграли.
На стоянке на заднем дворе полным-полно машин, но Харли направляется к черному байку, запаркованному у самого выезда. Если ее не собьют на выезде из Аркхэма, а этот монстр, урчащий под нею и взвизгивающий воем тормозов, способен, наверное, даже летать, то она успеет нагнать Джокера.
И дать понять, что ему не стоило играться с Харлин Квинзель.
***
Она летит по следу Джокера, и на самом деле это просто. Вывороченные столбы, сбитые машины, ставшие поперек дороги и много полиции, беспомощной и бестолковой. Они все следуют за ним, но у них нет ее ярости, помноженной на разочарование.
Харли давит на газ, чувствуя, как скрипит и шатается каблук. Наверное, это максимальная скорость, которую она может вытащить из байка, но ей нужно быть еще быстрее. Словно ветер.
Она объезжает все препятствия, даже не собираясь тормозить. Ее заносит, но в принципе Харли почти готова умереть. Немного позже, когда она встретится с Джокером лицом к лицу.
И пистолет за поясом, холодящий спину, тоже предназначается ему.
Если это одержимость, из тех, что в ее конспектах шла бок о бок с психозом, маникальным расстройством и шизофренией, то ей уже плевать.
Откровенно говоря, Харли плевать на все. Потому что она догонит его, а когда догонит…
***
Это одна из тех игр, которые считаются смертельными. Потому что Харли собралась ловить на живца. Она не только догоняет его машину, но и заходит вперед, а затем останавливается, заставляя Джокера жать на педаль тормоза, иначе они оба будут мертвы.
А ему до смерти не хочется умирать.
Есть что-то прекрасное в том, как он смотрит на нее, и хотя Харли выдумывает себе это, потому что на самом деле может видеть только размытое пятно спортивной машины, наплывающее сверху. Но Джокер тормозит, его машина трясется, и ее подкидывает, несколько раз переворачивая в воздухе. А затем размазывая по асфальту.
Он вылетает через лобовое стекло — зеленое пятно с кровавыми потеками по лицу, бешеный взгляд и никакого смеха.
Ну что, нравится? — хочется сказать Харли. Как оно тебе нравится, сладенький?
— Я убью тебя, — воет Джокер, загребая пальцами стеклянную крошку и поднимаясь на ноги.
Вместо ответа она достает пистолет.
Парочку дырок в голове не хочешь? — внутри нее поселилась другая Харли. Она заходится от смеха, потому что ей действительно смешно. — Пирожочек.
Окровавленный монстр с кровавым ртом, заполненным стальными зубами, ничем не напоминает пирожок, а скорее разъяренного дьявола.
— Я сделаю это раньше, — Харли щелкает предохранителем. Она умеет стрелять, но не очень уж и метко. Хотя Джокер идет на нее и тем самым делает за нее всю работу.
И ему совсем не страшно.
— Я сделала это все для тебя, — ее голос дергается, срываясь, хотя так не должно было быть. Никому не хочется, чтобы его видели слабым. — Я освободила тебя из Аркхэма. Я притащила туда чертов пулемет в сумке, только чтобы прекратить пытки над тобой! А ты… Ты меня бросил, — ей осталось совсем немного, чтобы сорваться.
Руки дрожат, а перед глазами все расплывается. Раскуроченная машина, облако дыма над нею и белое лицо с самыми уродливыми и все же прекрасными чертами.
— Ты мерзавец! — теперь, когда пистолет у нее, а Джокер безоружен, она может сказать все, что хочет. — Ты просто использовал меня, потому что ради тебя я была готова на все.
— Оу, — Джокер кривится, — бедная тыквочка-тыквочка-тыквочка, — он раскрывает руки для объятия. — Иди ко мне…
Его голосу невозможно противиться.
Харли идет к нему как завороженная. Она тянется словно цветок к солнцу, потому что это все, чего она хочет.
Не убить его. А заставить полюбить.
Джокер целует ее, накрывая рот своим, и на вкус он как кровь и железо. Острый и соленый.
Она же не знает, еще не знает, что после будет только боль.
========== 3. Перерождение ==========
Он привозит ее в заброшенную лабораторию. Верхние этажи здания давно просели, и сейчас кажется, что оно не то падает в бездну, не то выныривает оттуда. В любом случае — это ужасно.
В воздухе пахнет затхлой вонью сырости и ядом, и Харли прикрывает рот и нос ладошкой. Ее сейчас вырвет. А вот Джокер прогуливается по жестяной лестнице, покореженной и кое-где взбугрившейся пузырями, с удовольствием. И с его лица не сходит приклеенная улыбочка.
Мерзкая, предвкушающая что-то особенное.
Сейчас он особенно пугающий. Ни разу не похож на Мистера Джея, лежащего на кушетке в кабинете психиатра, или на окровавленного монстра, выползающего из разбитого лобового стекла машины, чтобы догнать ее и придушить.
Нет, он смотрит на Харли, будто та ему отвратительна.
Пистолет у нее он тоже отобрал, расхохотавшись.
— Пистолеты не для маленьких девочек, так, тыковка? Брось его, — а чтобы она поняла все с первого раза, еще и пощечину отвесил, сбив с ног.
Так что теперь Харли плетется за ним смирно, чувствуя боль во всей правой половине лица. Как будто кулаком двинул. И молчит как рыба.
Лестницы никак не заканчиваются, и по стеклянным стенкам бегут всполохи теней, ее — крошечная и жмущаяся к ногам, и Джокера — здоровенное искривленное пятно с зеленцой, которую не способна вытравить никакая темнота.
Он ядовит, как и те испарения, что стоят над лабораторией. Как и та вода, что капает из проржавевших труб, мерзкая и мертвая, насыщенная токсинами. Как и цвет его волос, побуревших пятнами от чужой крови.
На почтительном расстоянии за ними следуют его верные слуги, бесшумные и тихие. Готовые на все по его первому слову.