— Уходи отсюда, стыдно лезть девочке в разговор мужчин.
Патимат ушла.
— Сын мой, — вновь обратился к гостю хозяин, — исполни просьбу, пойми мое состояние.
— Хорошо, пойду, попытаюсь уговорить Шамиля. — Магомед поднялся.
— Я буду ждать тебя здесь, — сказал вслед Доного…
Через час-полтора друг Шамиля явился вновь.
Глянув на его скучное лицо, Доного понял, что ничего не вышло.
Усаживаясь рядом, Магомед сказал:
— Напрасно ходил. Шамиль отвернулся к стенке и за все время, что я был там, не проронил ни слова. Дед просил не беспокоить его.
— Баху, наверное, там? — спросил Доного.
— Там, не отходит от постели сына.
В это время послышался унылый призыв муэдзина к полуденной молитве.
— Пойдем в мечеть? — сказал Доного.
— Пойдем, — ответил Магомед, поднимаясь.
Около месяца проболел Шамиль. Многие гимринцы и кунаки из соседних аулов побывали за это время в доме мельника. Одни приходили выразить сочувствие, другие посмотреть на человека, чуть было не покончившего с собой из-за того, что отец выпил чахира.
Только Доного не смел прийти в дом тестя, где находился Шамиль. Он был убит горем, переживал, перестал выходить из дома, а потом слег.
В поле, на виноградниках работала одна Баху. С мужем она не разговаривала, не ухаживала за ним даже тогда, когда он заболел.
Много толков было в Гимрах по поводу ссоры сына с отцом. Большинство, особенно женщины, были на стороне Шамиля, обсуждая Доного. Только некоторые старики не одобряли упрямство юноши, считая, что в любом случае сын должен уступить отцу. Обеспокоенные родственники со стороны отца подняли на ноги сельских аксакалов. Доного обрадовался, когда в его дом пришли мулла и сельский староста с белобородыми старейшинами, чтобы воздействовать на упрямого сына Доного. Пирбудага предупредили о предстоящем приходе старейшин, и Шамиль сразу догадался о их цели. Он понимал, что с высшими представителями джамаата следует быть сдержаннее, чем с назойливыми родственниками. К тому же где-то в глубине души он жалел слабовольного отца и забеспокоился, когда сообщили о его болезни.
Разговор с Шамилем начал глава духовенства:
— Молодой человек, ты во всех отношениях достоин признания, преуспеваешь в науках, соблюдаешь предписания Корана, но не считаешься с адатами[27], утвержденными в нашем обществе с давних времен.
Зная, о чем идет речь, Шамиль молчал. Мулла продолжал:
— Каков бы ни был родитель, сын, независимо от своего возраста и положения, обязан беспрекословно выполнять его волю…
— А если эта воля граничит с преступлением? — перебив муллу, спросил Шамиль.
Недовольно посмотрев на юношу, мулла ответил:
— За всякое преступление перед джамаатом и родом своим несет ответственность тот, кто его совершил, — независимо ни от чьей воли. Но речь не об этом. Я говорю о месте, отведенном в нашем быту отцу и сыну. Недопустимо, чтобы младший повелевал старшим. Уважающие себя и родительский дом сыновья без позволения отца не имеют права сесть рядом с ним в присутствии посторонних, а ты предъявляешь отцу требования. По-видимому, отцовский кнут недостаточно погулял по твоей спине…
— Для этого не бывало повода, — спокойно заметил Шамиль.
— Как бы там ни было, сегодня мы пришли не просить тебя, а заявить, что мы, главы общества и родовых союзов, не одобряем твое поведение. Ты обязан помириться с отцом. Если он будет вести себя неподобающим образом в нашем обществе или совершит проступок, ответственность за это он будет нести не перед тобой, а перед джамаатом, согласно адату.
— Уважая ваш возраст и достоинства, я примирюсь с отцом, но при условии, что он больше никогда не возьмет в рот хмельного. Не я это запрещаю, а Коран. В лице своего отца мне хочется видеть истинного мусульманина. Пусть он даст слово при вас.
— Хорошо, позовите Доного, — приказал мулла.
Виновник все это время беспокойно расхаживал возле дверей сакли.
Когда вошел отец, Шамиль почтительно встал. С минуту оба взволнованно глядели друг на друга, Доного первым виновато опустил глаза.
— Доного, садись сюда, — мулла указал место рядом с собой.
Шамиль продолжал стоять. Обратившись к Шамилю, мулла сказал:
— Все, что было у нас на душе, мы излили, теперь подай отцу руку.
— И мне хочется излить ему то, что у меня на сердце, — сказал Шамиль. — Я повиновался тебе даже тогда, когда ты бывал неправ.
Доного кивнул головой.
— Ты давал слово и не сдержал, поклялся и нарушил клятву, простите меня за этот упрек. — Шамиль обвел взглядом сидящих, затем вновь обратился к отцу: — Если ты любишь меня как сына, хочешь, чтобы я называл тебя отцом, выполни следующие условия: первое — не пей запрещенных пророком напитков до конца своих дней; второе — не занимайся больше виноделием.