Я иду по улочкам Кисловодска и читаю на старинных зданиях надписи: «Здесь во время войны располагался эвакогоспиталь…» Много таких зданий… А вот и дом Мариам Ибрагимовой. Вернее — часть дома. Гостеприимство хозяйки, царящие здесь тепло, покой и уют заставляют оставить за порогом снедаемую нас суетность. Одна из комнат — гостиная, именуемая саклей, нависает над пенистым горным потоком, что бьется в узкой теснине. Два рукава — Березовка и Ольховка, сливаясь здесь, мчатся дальше, дальше, к прекрасному, необъятному парку с хрустальными родниками и чарующим пением птиц по вечерам…
Вхожу в саклю. Окно открыто. С детства помнится из записок Печорина, что воздух тут чист и свеж, как поцелуй ребенка. Но чудо — заученный школьный штамп-фраза помимо воли приходит на ум в первозданном своем значении, Я глубоко вдыхаю прозрачный свежий воздух — эту диковинную благодать в наш век напористой цивилизации.
Все, что находится в сакле-гостиной, вошло неизгладимо и прочно в духовную сущность живущего здесь человека. Вот на стене — небольшой текинский коврик с кистями по бокам. Возможно, он потерял первоначальные краски, потускнел, возможно, чуть побит молью, но — боже мой! — как повеяло от него древней стариной, какой же чудодейственной силой в один момент он перенес меня в то далекое, невозвратное время — время Лермонтова, Пушкина, Грибоедова. И всего лишь небольшой коврик. Но ему сто пятьдесят лет… А вот картины, писанные маслом. Горные пейзажи, женский портрет, а это?..
В ослепительно-белом наряде из кисеи и кружев молодая девушка, рядом с нею горец в черкеске. В лице и властность, и мольба.
— Это Шамиль и его пленница Анна, дочь армянского купца Улаханова, — объясняет Мариам, прочитав вопрос в моих глазах. — Впоследствии — Шаунат. Она приняла ислам и вышла замуж за Шамиля.
— Откуда эти прекрасные картины? — спросила я и тут же уловила смущение в лице хозяйки. Ответ объяснил ее смущение.
— Это я рисовала…
— Так вы еще и художница! — я не сдержалась от восклицания. — Врач, романист, поэт да еще и художник!
Мариам смеется.
— Не преувеличивайте моих достоинств. Я давно уже не рисую, а эти картины написала, потому что душа требовала…
А вот еще одна картина. Высокая гора, на плоской вершине ее лепятся сакли, а у подножья горы бьются морские волны. Подпись гласит, что это древнее городище Тарки. Я удивлена, я знаю, что над Махачкалой возвышается гора Тарки, но море?..
И мое любопытство вознаграждено пояснением художницы.
Над Махачкалой действительно возвышается гора Таркитау, а на ней — селение Тарки, когда-то древнее городище. В то время Каспийское море плескалось у самой подошвы Таркитау, но потом отступило. На бывшем дне вырос порт Петровск — наша современная Махачкала. В VII веке в городище Тарки поселились хазары-тюрки — народ, принявший иудаизм, и торговый народ — таты, иранского происхождения, тоже исповедующие иудаизм.
Я пристально смотрю на картину. Тарки — высоко-высоко, под самым небом, где парят орлы, где переливаются самоцветами под лучами южного солнца скалы. Не это ли романтическое местечко подарило миру отца и сына Тарковских? Может быть, отвечает мне Мариам, возможно, Тарки — древняя родина Арсения и Андрея. Там жители все — Тарковские…
Мой взгляд переносится на старинные фотографии, что развешаны по стенам сакли. Вот — молодой чернобровый горец в папахе и русская девушка. Чуть склонила голову к его плечу. Интересуюсь, кто это, и снова узнаю поразительную историю. Это родители Мариам — Ибрагим и Прасковья. В начале века Прасковья Петровна встретила на ярмарке в Ейске горца Ибрагима, влюбилась в него, приняла ислам и вышла замуж. Паша превратилась в Патимат…
Удивляюсь еще больше, когда узнаю, что мать Прасковьи Петровны — бабушка Мариам — Елена Васильевна — урожденная Пущина. Итак, еще одна приятная новость: Мариам — правнучка Василия Ивановича Пущина, друга Пушкина, декабриста! Не от этого ли рода она унаследовала гордый нрав, талант, бескомпромиссность? А может, все это ей пришло по линии отца — Ибрагима Ибрагимова?
Кто знает…
Может быть, что при чтении книги Мариам Ибрагимовой «Имам Шамиль» возникнет риторический вопрос: возьмется ли еще кто-нибудь из наших современников с такой любовью и страстью, с такой исторической педантичностью за эту сложную, ставшую со временем противоречивой и неясной тему о кавказском имамате и третьем имаме его — Шамиле? Мариам Ибрагимова посвятила этой теме всю жизнь. Роман пролежал в столе очень долго. Первый вариант трилогии был написан 30 лет назад.