Шамиль занял место у одной из бойниц. Но десятком выстрелов из кремниевых ружей удержать сотни штурмующих было невозможно. Осажденные понимали это, но ни один из них не думал сдаваться. Громкие голоса слышались совсем близко. Русские смельчаки подползли к двери и стали бить в нее прикладами. Штыки их винтовок просовывались в бойницы. Топот солдатских сапог слышался над головой.
— Они уже на крыше, — сказал имам. Гази-Магомед стоял у двери, подпирая ее плечом, два мюрида — рядом с ним.
Удары чего-то тяжелого стали сотрясать бревенчатый потолок. Вскоре через пробоину, сделанную в крыше, вместе со светом влетели пули солдат.
Мюриды прижались к стенам.
— Братья, — сказал имам, — нас здесь перебьют как мышей, мы погибнем, не причинив вреда неверным. Дешево достанется им наша жизнь. Не лучше ли выйти и умереть в сражении?
— Они могут бросить в отверстие порох с подожженной соломой… Дадим последний бой и с честью сложим головы, — поддержал Гази-Магомеда Шамиль.
Имам выхватил шашку и, потрясая ею, сказал на удивление спокойно и даже игриво:
— Кажется, сила еще не изменила джигиту.
Он решительно шагнул к двери, затем, повернув лицо к стоящим сзади, сказал:
— Трусость не спасает, смелость не губит. — Выдвинув железный засов, он рванув дверь, крикнул: — Во имя аллаха! — и бросился наружу.
Перед ним выросла людская стена. Огромный камень, брошенный с крыши, угодил ему в затылок. Он дрогнул, покачнулся и, сделав несколько нерешительных шагов назад, упал навзничь. Штык одного из солдат пригвоздил его к земле.
Мюриды, столпившиеся у открытой двери, с ужасом смотрели на своего имама.
— Он упал? — спросил Шамиль, посылавший пули в пробоину крыши.
— Да, он мертв, — ответил кто-то из мюридов.
Бросив кремневку, Шамиль туго затянул пояс. Затем быстро засучил рукава, подоткнул полы черкески и, плюнув на ладони, выхватил шашку.
— Расступитесь! — крикнул он.
Пружинящей походкой барса Шамиль сделал несколько быстрых шагов к двери и, оттолкнувшись от высокого порога, перелетел через железную щетину штыков, окруживших выход. Солдаты от неожиданности отпрянули в стороны.
Шамиль, размахивая шашкой, расчищал себе путь. Во время прыжка папаха слетела с его головы. Двое солдат выскочили наперерез. Один из них хотел нанести удар прикладом по бритой голове смельчака, но Шамиль, увернувшись, двумя взмахами зарубил обоих и, перепрыгнув через тела, побежал дальше. Стрелять в него солдаты не решились, боясь попасть в своих.
Шамиль бежал в сторону ущелья. Впереди справа на бугре он увидел высокого желтобородого человека в длинной черной черкеске. Шамиль узнал в нем бывшего своего учителя Саид-кадия араканского. Рядом с ним стоял молодой горец в бурке, в лихо заломленной назад белой косматой папахе.
— Хан-Махул, — обратился к молодому горцу кадий, — посмотри, уходит из рук, неужели не найдется герой, способный остановить его?
Хан-Махул птицей слетел на тропу и, став на пути бегущего, поднял пистолет. Шамиль, плашмя ударив его шашкой по руке, выбил оружие и занес клинок над ним. Но Хан-Махул, прикрывшись длинной полой бурки, увернулся. Тогда Шамиль, перебросив шашку в левую руку, ловким взмахом раскроил череп противнику. Секунды были утеряны. Перед Шамилем вырос огромный солдат, белобрысый, веснушчатый. Он сделал выпад и всадил штык Шамилю в грудь так, что конец его, прорвав черкеску, показался со стороны спины. Шамиль, схватившись за винтовку двумя руками, оттолкнул солдата и вытащил штык из груди. Солдат упал, винтовка осталась в руках у Шамиля, и он ударил прикладом напавшего на него, а потом швырнул винтовку в гущу остолбеневших солдат.
Подняв свою шашку, он хотел побежать дальше, но, покачнувшись, едва устоял на ногах. Обернулся, ожидая врага сзади. Камень, брошенный кем-то, раздробил ему ключицу над штыковой раной. В глазах у Шамиля потемнело. Он почувствовал, что силы покидают его, деревенеют ноги.
— Вот и конец. О аллах!
— Я аллах, я аллах! — вдруг услышал он рядом, за своей спиной.
Этот голос принадлежал Саид-кадию, и он вернул силы Шамилю. Слабеющей кистью сжал он рукоятку окровавленной шашки. Страшный, как у загнанного зверя, горящий гневом взгляд его остановился на араканском кадие. Тот дрогнул и, побледнев, попятился к солдатам.
Не нашлось среди них больше храбрецов, желающих стать на пути человека, казавшегося чудовищем.
Шатаясь, как пьяный, из стороны в сторону, Шамиль подошел к обрыву и, только здесь свалившись, покатился вниз. Никто не сомневался в том, что это движение было последним в его жизни…