— Мама, дай мне быстро что-нибудь поесть, я должен уйти.
— Куда же на ночь глядя? Не отпущу тебя.
— Внизу в ущелье лежит Шамиль. Раненый. Говорят, Доного с семьей в Ашильте. Я должен сообщить Пирбудагу.
— Хорошо, сынок, поешь толокно с брынзой — и пойдем вместе.
— Ты не ходи, мама.
— Обязательно пойду, не пущу тебя одного.
Мрак царил в полуразрушенном ауле. Быстро шла старушка, держась за бурку сына.
— Осторожнее, мама.
— Ничего, сынок, у меня ноги как у козы.
Они спустились к мельнице, подошли к сакле Пирбудага, постучали.
— Кто там?
— Это я, муэдзин Ризван.
Старик открыл дверь.
— Входите.
— Заходить не будем, я пришел сообщить тебе, что Шамиль тяжело ранен, я спрятал его в пастушьей норе.
— О аллах! — вздохнув, воскликнул Пирбудаг.
— Мой внук живой! Где он? Веди скорее, — сказала старая Хадижат, накидывая шаль на плечи.
— Мне рассказывали отступники, заглянувшие ко мне на мельницу, как храбро дрался Шамиль. От них я узнал, что он, пронзенный штыком, свалился с кручи, — говорил старик, торопливо следуя за Ризваном.
— Мы искали его всю ночь после боя в этой стороне, но так и не нашли. Подумали, что и его труп, как труп Гази-Магомеда, уволокли за собой гяуры. Они ушли сразу, оставив немного людей с одной пушкой, — говорила Хадижат. — Сегодня днем они вручили первым вернувшимся жителям бумагу на имя старосты. Мы, гимринцы, должны уплатить штраф по шесть рублей с дыма.
— А еще ежегодно по одному рублю с души, — добавила мать Ризвана.
Шамиль был без сознания, что-то бормотал.
— У него жар, — сказал Пирбудаг, ощупав внука.
Хадижат погладила Шамиля:
— Дорогой мой, это я, твоя бабушка.
— Он бредит, не трогай его, — сказал старик и, обратившись к Ризвану, попросил: — Сын мой, как же мы заберем его отсюда? Сходи в село, возьми у кого-нибудь лестницу, позови мужчин.
Около месяца находился Шамиль между жизнью и смертью. Когда стал поправляться, его привезли в Ашильту, к жене. Там Патимат подарила ему первенца, которого Шамиль, в честь своего любимого учителя устада Джамалуддина-Гусейна казимухского, назвал Джамалуддином.
Когда Шамиль окончательно окреп, он поехал в Балаганы к шейху ярагскому и одновременно проведал вдову Гази-Магомеда, дочь шейха, которая осталась в положении и должна была скоро родить.
— Что же теперь станет с ней? — спросил Шамиль удрученного отца.
— Меньше всего я беспокоюсь за нее, — сказал шейх. — Есть ученый человек из Кадара, который женится на ней сразу, как только она родит. Он усыновит ребенка и увезет ее отсюда, и никто не будет знать, где находится тот, кто родился от имама… Но не этим я озабочен, — продолжал шейх, — начатое дело надо продолжать. Ты, Шамиль, должен вернуться в Гимры.
— Это ничего не даст, — возразил Шамиль.
— Попробуй.
Шейху ярагскому хотелось узнать о настроении гимринцев.
— Тогда давай поедем вдвоем, — предложил Шамиль.
Гимринцы сухо встретили шейха. Один из старейшин сказал ему:
— Слишком велик ущерб, нанесенный нам войной. Не сейте, пожалуйста, больше раздоров между нами и неверными.
Шамиль, возмущенный тоном соотечественника, ответил:
— Не думаешь ли ты, что со смертью лучшего из нас — Гази-Магомеда — ослабеет шариат? Клянусь аллахом, я не допущу уменьшения его ни на мизинец и приложу все усилия, чтобы увеличить на локоть.
Шейх не стал больше разговаривать с гимринцами и в тот же день вернулся в Балаганы.
Шамиль побыл несколько дней у деда. Старики уговорили его вернуться вместе с семьей, тем более что дом их, стоявший в центре аула, не был поврежден.
Шамиль возвратился в Гимры, в родной дом. В первую же ночь проснулся он от громкого женского крика, который доносился сквозь рокот бушующей реки.
Он быстро встал, оделся, распахнув окно, прислушался к голосу.
— Э-гей! Храбрецы джамаата! Вооружайтесь! Спешите, идите на помощь! Враги под стенами наших домов! Помогите!
Быстрее порывов ветра замелькали тени в тесных переулках аула. Вооруженные мужчины спешили туда, откуда доносился голос. Встревоженные жены на всякий случай седлали коней, чтобы мужчины при удаче могли погнаться за врагом, а при поражении ускакать.
Шамиль сунул пистолет за пояс, кинжал взял в руки. Он быстро сбежал по лестнице, вышел на улицу. К нему присоединились несколько узденей-соседей.
— Кто это кричит? — спросил Шамиль у них.