— Понятия не имеем, сами хотим узнать.
Крик не прерывался.
— На помощь! Спешите на помощь! Они скоро сломают ворота!
И на самом деле, с той стороны, откуда слышался крик женщины, доносились тяжелые глухие удары.
— Где же вы, гимринские удальцы? Или беспробудный сон овладел вами? Гяуры врываются в мой дом!
Самые отчаянные джигиты впотьмах проявляли осторожность. Пригибаясь, они перебегали от дома к дому, вглядываясь в темень узких улиц. Большая толпа скопилась в переулках, расположенных близко к дому, на крыше которого стояла женщина, чем-то размахивая.
— Да это же дом Меседу, и голос, кажется, ее, — сказал Шамиль.
Не доходя до ворот тетушкиного дома, Шамиль вдруг услышал раскатистый смех и множество веселых голосов. Подойдя поближе, он остановился в недоумении.
Действительно, у дома Меседу теснилась толпа. Задом к ней стоял огромный бугай, который, не обращая внимания на крики и смех, ударял рогами в ворота дома. Шамиль, подойдя, спросил:
— Чей бык?
— Кажется, Тажудина. Наверное, прибежал с пастбища домой, спутал ворота, бьется рогами в чужие.
— Эй, Меседу! — крикнул Шамиль.
Меседу замолкла. Она спустилась во двор, вытащила дрючок, подпиравший ворота, раскрыла их и вышла на улицу, держа в руках старый, заржавевший от бездействия кинжал. Увидев бугая и поняв, в чем дело, Меседу пнула его в морду и вернулась во двор.
Соседи ее, до того не высунувшие носа, теперь тоже весело смеялись, присоединившись к остальным.
— Нет причин для смеха… А если бы на самом деле селению грозила опасность, которая из ваших жен или сестер вышла бы навстречу с оружием, как вышла Меседу? — строго спросил Шамиль.
Народ стал расходиться.
Глава четвертая
После поражения в Гимрах Гамзат-бек вернулся в Гоцатль и вновь предался молитвам, уйдя от мирских дел.
Лишь шейх ярагский не думал складывать оружия. Оставив семью в Балаганах, он на десятый день после гибели зятя, Гази-Магомеда, выехал в Цадахар, к устаду Джамалуддину-Гусейну казикумухскому.
Оставшись наедине с ним, ярагский шейх сказал:
— Это не поражение, а испытание. Мы не должны уподобиться барсукам, загнанным в норы… У нас есть еще волки, острые клыки которых могут вспороть не одно брюхо упрямых быков. Волчьей стае нужен новый вожак. Мы так же вознесем его, как вознесли Гази-Магомеда.
Устад задумался, затем, подняв голову, спросил:
— Может быть, есть человек, на котором ты остановил свой выбор?
— Таких двое, — ответил шейх.
— Назови.
— Гамзат-бек гоцатлинский и Кебед-Магома телетлинский, — ответил шейх.
— Я бы предпочел Шамиля гимринского, — сказал устад Джамалуддин-Гусейн.
Шейх ответил:
— Гимринец подошел бы по всем статьям — молод, учен, убежденный шариатист, отличный оратор, смел и решителен, но ведь он еще в тяжелом состоянии, и только один аллах знает, каковы последствия сквозного ранения в грудь.
— Я слышал и очень сожалею. Собираюсь на днях навестить его, молю бога о его выздоровлении, — сказал устад.
— Мы не можем ждать.
— В таком случае лучше остановиться на Гамзат-беке, он достаточно учен, более воспитан и менее жесток, чем Кебед, каменное лицо которого холодит душу. Мне кажется, телетлинский Кебед способен заучить то, что преподают, повторить то, что говорят, но претворить в жизнь знания не может. Он не обладает, по-моему, остротой и гибкостью ума.
— Ты прав, — согласился шейх, — не зря я первым назвал Гамзата. Главное в нем то, что он непримиримый враг царя и местной знати, причем вышедший из их же среды. Не говоря уже о прочих достоинствах.
— Ты говорил с Гамзат-беком? — спросил устад.
— Я считал необходимым вначале посоветоваться с тобой, а с ним проще. Если ты одобряешь мое предложение, могу заехать в Гоцатль на обратном пути.
— Ты не сомневаешься в том, что Гамзат даст согласие?
— Даже глупцы не отказываются от власти, а те, что поумнее, стремятся к ней любыми путями.
— Где думаешь созвать съезд народных представителей? — спросил устад.
— В Караде.
— Когда?
— В ближайшее время, до наступления холодов.
Ярагский шейх на обратном пути из Цудахара заехал в Гоцатль, заручился согласием Гамзат-бека на сан имама Дагестана. Вернувшись в Балаганы, он развернул активную деятельность по организации съезда и созыву делегатов.
В один из дней ранней осени напротив карадинской мечети перед огромным числом съехавшихся на съезд карадинцев ярагский шейх так же, как первого имама Гази-Магомеда, опоясал мечом ислама гоцатлинского Гамзат-бека и благословил на газават.