Тогда, оттеснив Шамиля, вышел вперед Кебед-Магома.
— Если вы позволяете себе нарушать многие законы шариата, почему же мюршид не может нарушить одно из правил ведения войны, начатой во имя ислама?
— В споре не всегда рождается истина… В иных случаях несогласным лучше удалиться, — сказал Нур и хотел было идти, но один из мюридов преградил ему путь.
Возмущенный хунзахский ученый Мирзаль Хаджияв, выхватив кинжал, воскликнул:
— А ну-ка, удальцы Хунзаха, покажите свою мощь и силу этим наглецам!
Чопан-бек, племянник Гамзата, стоявший у палатки мюршида, кинулся на Умма-хана. Смелый парнишка выстрелил в него, но и сам свалился от пули Чопана.
Мюрид бывший рядом с Чопаном, бросился к Абу-Нуцалу и хотел нанести удар кинжалом по голове, но молодой хан уклонился, и удар пришелся по лицу. Хан выхватил шашку и, держась левой рукой за рассеченную щеку, бросился на толпу мюридов. Ловкими взмахами он уложил несколько человек, остальные отпрянули от него. Преследуя их, молодой хан наносил удары по спинам.
В это время послышался грозный голос:
— Эй, трусы! Бежите от мальчишки! Не вы ли собирались идти против русских пушек и штыков?
Это был голос Шамиля.
Пристыженные воины повернулись лицом к Абу-Нуцалу, но никто не решился кинуться на страшного в гневе юношу. Чьим-то метким выстрелом в затылок был уложен Абу-Нуцал-хан.
Никто из хунзахцев не спасся. Только маленький Булач-хан, спрятанный в одном из крайних шатров, охраняемый мюридами, остался в живых. Шатер и постель Гамзата во время схватки хунзахцы изрешетили пулями, думая, что мюршид находится там.
Страшная весть о происшедшей в стане Гамзата трагедии в тот же вечер донеслась до Хунзаха. Громкий плач и дикие вопли не смолкали в древнем селении до утра. Они доносились и до слуха мюридов Гамзата, вселяя в их суеверные души смертельную тоску и животный страх. Не смыкая глаз, полуголодные, как вороны, залетевшие в пустыню, они ежились под полами черных бурок и шептали молитвы.
Двоюродный брат Гамзата, Чопан, раненный в живот пулей Умма-хана, в эту ночь умирал. Он лежал в шатре мюршида. До полуночи толпились вокруг него друзья, товарищи.
Корчась от нестерпимой боли, изнемогая от потери крови, чуя приближающуюся смерть, Чопан едва слышным голосом сказал, обратясь к присутствующим:
— Сон начал сковывать мои члены, слипаются глаза, оставьте меня с отцом.
Пожелав спокойной ночи, мюриды удалились.
Тогда Чопан прошептал отцу:
— Сердце содрогается не от того, что к изголовью моему приближается тень Азраила[42]. Мне жутко становится от воя, доносящегося издали. Я тоже виновник этого горя, и только теперь, на ложе смерти, пришло горькое раскаяние.
Чопан глубоко вздохнул, а старик, смиренно склонив седую голову, стал читать молитву:
— Во имя аллаха милостивого, милосердного. Так бог купил у верующих жизнь их, имущество их, платя им за них раем. В битвах подвизаются они на пути божьем, и убивают, и убиты бывают сообразно обетованию об этом, истинно данному в законе.
— Послушай, отец, — прерывая молитву, сказал Чопан.
— Слушаю тебя, сын мой.
— Мне тяжело умирать оттого, что я поднял руку на людей, из рода которого вышли наши деды. Меня мучает совесть из-за того, что я убил отрока. Может быть, его мальчишеской рукой управляла божья сила, и я наказан за совершенное преступление и предан невыносимым мукам. У тебя нет сына, кроме меня.
Перед смертью прошу — возьми младшего, оставшегося в живых Булач-хана, усынови его. Иначе погибнет и он. Если будет суждено аллахом, он вырастет и, может быть, обретет ханский престол. Тогда ты в старости будешь при нем, за спасение он как сын закроет глаза твои в час кончины. За твою услугу всевышний простит мое преступление.
— Я исполню твою просьбу, сын мой, — ответил старик и начал читать заупокойную…
В ту же ночь обезумевшая от ужаса ханша убежала из дворца в селение Гинчук.
Отец Чопана, похоронив сына, увез с собой Булач-хана в Гоцатль. Гамзат не стал возражать.
После похорон убитых и умерших от ран Гамзат послал Ахвердиль-Магому, Кебед-Магому с тысячным отрядом к Хунзаху. Жители селения даже не показались из своих домов. Хунзах казался вымершим.
Пятисотенные наибы Гамзата вернулись и доложили мюршиду о положении дел.
— Слава аллаху! Наконец-то престол Нуцалов опрокинут! — воскликнул Гамзат.
На другой день рано утром он отправил в Хунзах Шамиля и казначея Юнуса, чтоб они забрали ханскую казну и все ценности. Опять поскакали к селению мюриды. Они въехали в ворота, спешились, соблюдая осторожность, стали обходить ханское жилище. К великому огорчению казначея, приготовившего большие хурджины и мешки, не только ханские сундуки, но даже кельи слуг оказались пустыми.