Имажинали [ЛП]

— А что насчет гномов-вампиров?

— Они же совершенно нелепы, нет? С их несоразмерными клыками, которые у них застревают в собственных бородах, с их брызгающей слюной… Кто же примет всерьез вовсю шепелявящего воителя зла. Найдешь что-нибудь другое.

— Так вот как пишутся истории. (Он словно постарел на столетие — другое с тех пор, как мы выехали, и грязь здесь ни при чем. Грязевые ванны скорее омолаживают, насколько я знаю). Гипербола и вычурность, за которыми нет ничего. Полагаю, что прославленного алмазного воина, с которым вы победоносно бились в прошлый раз, так и вовсе не существовало?

— А вот тут ты крупно ошибаешься!

Я тычком отправляю его снова в путь. Ненавижу, когда ставят под сомнение мою профессиональную честность. Этому мальчишке требуется последний урок.

— Некромант почувствовал мое появление благодаря своим колдовским силам. Когда я подошел к кургану, скрывающему его логово, то услышал грохот тысячи барабанов. Над болотом поднялся холодный ветер, а солнечные блики превратили пейзаж в реки расплавленного металла. Я распрямился, вооруженный одними лишь кулаками и мужеством, которое досталось мне от природы. Из зыбучих песков медленно, лицом ко мне, возник воин.

Он был такого же роста, как я, и почти такой же толстый. Его меч с черной как смоль рукоятью грозил полупрозрачным лезвием, способным одним ударом раздробить луч солнечного света. От одного его прикосновения крошилось оружие, одной его внешности хватало, чтобы обратить в бегство любого, чья душа была недостаточно закалена. Он был вырезан из гигантского алмаза, отрубленного от сердца богини-матери, и двигался он, как сам свет.

От воспоминания о том, что произошло дальше, у меня в кишках все переворачивается.

— Я прошел долгий путь, чтобы достичь своей цели. Сотни раз болото пыталось проглотить меня тысячью своих прожорливых пастей. Я блуждал в торфяных дебрях и гнилой воде, движимый своим упрямством и чувством долга. Я был голоден, зол, и силы зла, усердствовавшие вокруг меня, посчитали нужным послать мне последнее и самое трудное испытание.

Воин направился ко мне, уверенный в своей силе и неуязвимости. Его суставы хрустели, как стекло. У меня заурчало в животе…

— И? — не вытерпел Седрик.

— Он был восхитителен. (Я машинально потираю живот.) Но, честно говоря, я уже думал, что так его и не доем.

Жертвы и палачи

Сезон 3 (2011)

Жан-Филипп Жаворски Пустошь

— Не стоило нам себя обременять этой оравой летов^[15], — бурчит Радсвин Глашатай Закона^[16].

Он мрачно созерцает кучку носильщиков, зябнущих с другого края бивака.

— Они нам нужны, — отвечает тан^[17] из Диггенлау. — Если на нас навалятся крупные шайки Кононора, у нас, по крайней мере, не будут связаны руки. Будет ловчее подрубать им коленки.

— Для перевозки поклажи хватило бы мулов, — возражает Радсвин.

— Но мулы не пройдут под горой, если галереи обвалились, — парирует тан.

На лютом холоде дыхание обоих вельмож вырывается клубами, оседая изморозью на их густых усах. С щитами за спиной, с подвешенными к поясам шлемами, они тихо беседуют, скрестив ладони на навершиях своего оружия. Один опирается на «рогатый» топор, другой — на молот каменотеса. И без того коренастые от природы, они выглядят еще более растолстевшими из-за доспехов и мехов: в кирасах оба собеседника массивны и компактны, точно стальные болванки. Устроившись на одном их моренных валунов побольше, они поглядывают сверху вниз, как отряд тана восстанавливает силы перед броском через самую опасную часть рейда.

Это крупный отряд для горного каравана: двадцать закованных в железо воинов-гномов, тридцать альвов^[18], нагруженных, словно ослики, и столько же мулов, заваленных вьюками. Однако в лагере царит мрачное затишье: ни застольных песен, ни перебранок, ни сальных шуточек. Бойцы смачивают горло, жуют черствый хлеб и делают вид, что не замечают двух обветрившихся статуй, охраняющих вход на перевал. Альвы сближаются своими бритыми головами в кружки и секретничают; вопреки своим привычкам они не тараторят крикливо, а шепчутся, закатывая испуганные глаза. Вот за этими маневрами Радсвин искоса и посматривает.

15

Леты (Laeti) — так назывался особый род добровольных варварских поселений на государственных землях римской империи, встречающиеся в зап. областях империи, преимущественно в Галлии. Римское правительство охотно принимало их и наделяло землей. Поселенцам давался скот и необходимые земледельческие орудия; они освобождались от поземельных и поголовных податей, но не могли самовольно оставить предоставленный им участок земли. За полученную землю они обязаны были нести определенную военную службу. (Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона)

Здесь леты фактически на положении рабов. — прим. пер.

16

Глашатай Закона (lögsögumad, Законодатель) руководит народным собранием, выполняет функции судьи и формулирует законы, принимаемые народом. Он должен был запоминать закон и цитировать его применительно к предмету. Он также несет ответственность за управление и исполнение решений, и его обязанность — защищать права и свободы людей и говорить от их имени перед королем или его представителем. Позднее Глашатаи — не более чем представители знати или чиновники. — прим. пер.

17

Тан (англ. thane [θeɪn]) — исторический дворянский титул в Средние века в Шотландии: рыцарь, феодал, глава клана, шотландский лорд, также есть скандинавский и англосаксонский вариант титула — тэн (англ. Thegn).

Слово тан часто используется в фэнтези как титул главы клана, князя или короля гномов. — прим. пер.

18

В этом рассказе раса гномов разделена на крепких и воинственных истинных гномов (nains, dwarves, dweorgs) и более тщедушных нижних альвов (gnomes), подземных работяг и умельцев, второсортную ветвь гномского племени. Знакомые с системой Dungeons & Dragons не найдут в этом ничего нового. — прим. пер.