Имажинисты 1925

Имажинисты 1925

ИМАЖИНИСТЫ

1925

РЮРИК ИВНЕВ, АНАТОЛИЙ МАРИЕНГОФ,

МАТВЕЙ РОЙЗМАН, ВАДИМ ШЕРШЕНЕВИЧ

ИЗДАНИЕ АВТОРОВ

МОСКВА

Анатолий Мариенгоф

Анне Никритиной

«Столб полосатый, всадник, камень…»

Столб полосатый, всадник, камень
И пограничная межа.
На сердце руку положа,
Скажу:
Я матюгал тогда Германию
И все чужбинные края.

Приятель, дева, комнатушка,
Вот все,
Что позади осталось.
Ах, мы заложим чорту душу
За эту сладостную малость

«Что Русь!» – (смеялись налегке
Садясь в вагон красноперинный)
«Плевал я в бороду твою!»
А на Монмартре в кабаке
Заказываю
С огурцом ботвинью.

Вот дурали! вот непоседы!
Мальчишье сердце,
Синий глаз.
Без толку шляемся по свету
Собачьей верностью томясь.

Париж 1924

«Степи, звезды и воды…»

Степи, звезды и воды –
Вот ведь она какая!
Ни-за-што, ни-про-што
Ей душу отдал,
А тело по Европе таскаю

Скоро заговорю по собачьи.
Жру
Омаров и крабов
Я по тебе не плачу,
Как вологодская баба.

На Монмартре светлые ночи,
Губы у девчонок в крови.
Иноземной последней сволочи
Поют цыгане
Песни твои.

Птицы, звезды и степи
Желтые зори
И трава.
Тридцать три переедешь моря,
А в сердце:
Пепел
И маленькая Москва.

Париж 1924

«Куда бы разумом холодным не ушли…»

Куда бы разумом холодным не ушли,
На тройках времени куда бы не умчались,
(О, сколько есть погибельных дорог)
Не пересохнет древний тот исток
Сомнений,
Радостей,
Печалей.
Коней и ворогов не ловим на арканы,
К полярным льдам медведь и лось бежал,
Но если сбудется предчувствие обмана,
И я заговорю
На языке ножа.
О, варварский, о дикий хмель!
Как древле покупаем бабу
И умыкаем деву так-же
Бежим
За тридевять земель,
Чтоб совершить любовную покражу.
С французским сифилисом северную кровь
Мешают россы
В кабаках Монмартра.
Москва! Россия! Ветхий кров!
Там девы рассыпают косы,
Как листья августовский сад.
От радостей, сомнений и скорбей
Нам не избавить наши души.
Осенний день,
Осенний чад,
Осенний ветр у тополей
(Как дед у озорных мальчат)
Сердито треплет золотые уши.

1924

«Опять безжизненное поле…»

Опять безжизненное поле,
Безжизненная вдаль тропа.
Верст шесть осталося
(Не боле)
До пограничного столба.

Такой-ли представлялась встреча?
Какие грустные края.
И огненные (ах!) противоречья
Любовь и ненависть таят.

Где сердце?
В суете-ль проклятой?
(Неушто-ж я такая дрянь)
Мила-ли:
Пенза толстопятая
И косопузая Рязань?..

А вот: и столб
И пограничный домик
И всадник в шлеме на меже.
Кто разберет?
Чорт ногу сломит
В смешной поэтовой душе.

1924

Матвей Ройзман

«О пальмы, убравшие голову…»

О пальмы, убравшие голову
Зелеными перьями снова,
Струите же фиников золото
В просторы песка голубого!

И снова медвяные локоны,
Миндаль, расчеши на закате,
Пока ночь, – арабка безокая,
В колодцы луну перекатит!

И снова, спокойное озеро,
Раскройся лазоревым оком,
И ветер тревожными розами
Дыши на долине широкой!

Дыши и баюкай рассеянно,
Мой верный, веселый наперсник,
Меня на серебряном севере
Старинной размеренной песней!

О песня, подруга печальная,
Скажи мне: какие же строки
Развеят на сердце нечаянно
Мечту о библейском востоке?

Январь 1924

Москва

«Ах поймешь ли, моя голубая…»

Ах поймешь ли, моя голубая,
Отчего так рябины шуршат,
И такими глотками хлебает
Молоко золотое душа?

Отчего я храню терпеливо
На земле иудейскую скорбь,
Как хранят молодую оливу
Среди горных горячих песков.

Отчего мне больней и отрадней,
Что я правнук маонских пустынь
За курчавый родной виноградник
Принимаю чужие кусты