Ведь никто никогда не узнает,
Да и сам ни за что не пойму,
Отчего вся дорога земная
И трудна, и мудра, как талмуд.
Отчего так душа полюбила
На некошенных русских лугах
И роняет сейчас, как рябина,
Непослушную кровь наугад
Август 24 г. Химки.
«В полях огни – огни широко…»
Олесе.
В полях огни – огни широко,
Впотьмах навстречу поезда,
И вдруг, как золотистый локон
Вверху рассыпется звезда!
И также семафор мигает
Зеленым глазом впереди,
И ночь – хмельная и нагая –
В упор хохочет и глядит.
Эх ночь! безумная подруга,
Чего ты хочешь от меня?
Иль в этот полутемный угол
Пришла в измене обвинять?
Иль ждешь, пока тяжелой кровью
Нальется семафорный глаз
И, заколдованный, закроет
Дорогу новую от нас?
Я сам хочу конца такого.
Я сам устал желать и сметь.
Все суета! все бестолково!
И страсть, и месть, и скорбь, и смерть!
Август 1924
«Тополя, тополя золотые…»
Тополя, тополя золотые,
Хорошо ли вам после дождя,
Когда капли на листьях застыли
И жуки заунывно жужжат?
Так отраден качающий запах –
(Эти вздохи в ночной бирюзе),
Что я лапы, зеленые лапы
Пожимаю, как руки друзей.
Ничего, ничего не поделать,
Если с детства встречаю врагов
И бреду по пути неумело
Неуверенной, робкой ногой.
Только нежно слезами обрызнув
Тополя, вы поймете меня, –
Почему я жемчужины жизни
На стекляшки стихов променял.
Почему пеплом сердце посыпал
И тихонько в ладонях зажал,
И стою под ветвями косыми
И пою о причудах дождя.
Николаевский поселок
Июль 1924
«Не тужи, не плачь о прошлых…»
Не тужи, не плачь о прошлых,
О пунцовых песнях сентября:
Скоро пышные пороши
Берега дорог осеребрят.
Скоро разметутся листья
Голубыми метлами пурги,
И не скажет след огнистый,
Отчего на севере погиб.
Скоро позабудешь лица
Вероломных, молодых подруг,
И душа лишь устремится,
Как голубка, на библейский луг.
Ох ты голову закинешь, –
В бирюзе звезду свою искать,
Но холодный тонкий иней
Засверкает на твоих висках.
И мой друг, мой друг хороший,
Твой последний соверши обряд,
И тужи, и плачь о прошлых,
О пунцовых песнях сентября!
Февраль 1924
«Надоела по горло печаль…»
Надоела по горло печаль
Среди белых, горбатых сугробов,
Где сгорит, как в субботу свеча
Моя жизнь – тяжело и убого.
Виноват-ли, голубка, я в том,
Что родился под свисты мятели.
И месяц, как перст золотой,
Показал на мои же потери.
И с тех пор убаюкал меня
Голубой перезвон колоколен
И чужую печаль перенял
Я в серебряном ровном покое.
И с тех пор полюбил я вино, –
Изумрудную кровь винограда, –
Но как древний душистый венок,
Потерял я на севере радость.
Да и кто виноват, что печаль
Захотела так душу искомкать,
Когда тихо ее на плечах
Проносил, как тугую котомку?
Зима 24 г. М.
«Порхай же на холодном сквере…»
Порхай же на холодном сквере
И бейся осень о карниз
И грозно золотые перья
Роняй по переулкам вниз
Уже печальными речами
Тебя встречают тополя
И брачный пурпур расточают
На оголенные поля.
И вижу: за туманной синью
Еще горбата и ряба
Преображенная Россия
Сбирает звезды в короба.
Я понял все, о призрак вещий,
Мне по заслугам ты воздал:
Ведь рыбкой в коробе трепещет
Моя мятежная звезда.
И никогда я не покину
Ни этот пурпур сентября,
Ни эту синюю равнину,
Где ночью росы серебрят.
Ах осень, мне о землю биться
И эту землю целовать
И на холодные страницы
Ронять горячие слова.
28/IX М. 1924.
Вадим Шершеневич
«Бесцельно целый день жевать…»
Бесцельно целый день жевать
Ногами плитку тротуара,
Блоху улыбки уловить
Во встречном взоре кавалера.
Следить мне как ноябрь – паук
В ветвях плетет тенета снега
И знать, что полночью в кабак
Дневная тыкнется дорога.