Львов-Рогачевский. Прошу держаться ближе к теме, иначе…
И. Грузинов. Миляга, прошу не прерывать. Слушайте и учитесь… – Молоко и яйца мерцают бледно-голубым светом. Предметы, весившие раньше несколько тонн, весят теперь несколько фунтов. Деревянные тела, получив упругость, отскакивают, как мяч брошенный на землю… Все вышеописанные изменения произошли бы в том случае, если бы удалось температуру на земном шаре понизить на несколько сот градусов.
Это научная гипотеза.
Имажинизм и есть подобное понижение температуры поэзии.
Вот в каком смысле мы говорим о создании нового мира или о преображении его.
О символизме Вячеслав Иванов свидетельствует:
«Символизм отныне навсегда утвержден, как принцип всякого истинного искусства». («Мысли о символизме»).
Истинным же искусством для Вяч. Иванова является повидимому то, которое говорит о «двойном бытии» или «вселенском и соборном».
И далее Вяч. Иванов заявляет: «Мы упраздняем себя, как школу», и причисляет к лику символистов Данте, Гете, Лермонтова, Тютчева.
И далее: «Каждое произведение может быть испытываемо с точки зрения символизма.
Так как символизм означает отношение художественного объекта к двойному субъекту, творящему и воспринимающему, то от нашего восприятия существенно зависит, символическим ли является для нас данное произведение или нет». Не ясно ли, что символизм только один из методов художественной или точнее философской критики?
У Андрея Белого в «Эмблематике смысла» читаем: «Вероятнее всего, – теория символизма будет не теорией вовсе, а новым религиозно-философским учением, предопределенным всем ходом развития западно-европейской мысли».
И далее: «Всякое искусство символично – настоящее, прошлое, будущее. В чем же заключается смысл современного нам символизма? Что нового он нам дал?
Ничего».
Как видите, символисты и не помышляли утверждать себя как новую литературную школу.
Символисты продолжают уверять нас в том, что в их произведениях помимо прямого смысла есть еще другой таинственный смысл, таинственное значение.
Эти уверения напоминают сказку Андерсена о чудесной одежде короля. Окружающим говорили, что король носит одежду из тончайшей материи, между тем как в действительности король был голый.
Быт, нечто мертвое и внешнее по существу, не является причиной возникновения искусства. Тоже самое можно сказать и о так называемом развитии производительных сил.
Быт только ларец, в котором хранятся жемчужины, созданные художником.
Рассказывать об отдаленном прошлом предоставим историкам. Но если в прошлом было обратное явление, если в прошлом быт являлся причиной возникновения искусства, то теперь, когда мы переросли условные рамки – быта, наступило время эмансипации искусства, наступило время, когда быт должен подчиниться творческой воле художника и преображаться гением его.
Поэзия ценность безусловная. Она не приспособляется к среде. Она не – служит науке или утилитаризму общественному.
Футуризм умонастроение подобное нигилизму.
Некогда русские нигилисты своим евангелием считали произведения Карла Бюхнера. Фанатичные критики Писарев и Зайцев готовы были пойти на костер за плоский и наивный позитивизм К. Бюхнера.
В настоящее время мы почти забыли о нигилистах.
И вот под видом чего то нового и ценного нам преподносят футуризм Маринетти.
Что такое Маринетти?
Маринетти это запоздалое издание К. Бюхнера.
Тот же плоский позитивизм, то же преклонение, преклонение во что бы то ни стало, пред завоеваниями техники.
Маринетти подчиняет искусство быту.
Маринетти варвар.
Маринетти, как и Маяковский, больше верит в обрабатывающую промышленность, чем в искусство.
Ранние символисты, например – П. Верлэн и К. Бальмонт, склонны были отожествлять поэзию с музыкой.
Впоследствии кубо-футуристы, эпигоны символизма, возвели звукопись в творческий метод, доведя звукописные приемы до абсурда, до полного падения формы.
Так относиться к поэзии – значит сломать ей позвоночник.
Словотворчество старо, как мир.
Право каждого поэта создавать новые слова, но следует делать это принимая за основу образную сущность слова и дух того языка, на котором пишет поэт.
Кубо-футуристы в словотворчестве своем исходят из звукового, второстепенного свойства слова, и потому стихи кубо-футуристов абстрактны, как чистая музыка.