Ялу нравилось читать. Он не знал, кто его этому научил, откуда он знает, как складывать в слова буквы. Но он умел — и читал с большим удовольствием, потому что в этой ледяной книге не было ледяных миров. Это была книга о его, Яла, настоящем мире. О мире, в котором — он наверняка это знал — не бывает книг-кристаллов. И иногда Ял приходил в отчаяние от этой мысли — потому что книга-кристалл принадлежала миру Уайялы. А значит, как она могла рассказывать Ялу о его мире? Это был какой-то замысловатый обман. Он иногда совпадал с его, Яла, смутными воспоминаниями — и тогда становилось совсем худо, потому что обман распространялся и на них. У Яла начинали дрожать руки, грани смещались, строчки смешивались, и Ял приходил в еще большее отчаяние.
— Сделай мне другую книгу, — просил он.
Но Уайала только качал головой.
— У тебя уже есть книга, — говорил он.
— Зачем нужна книга, в которой ни одной истории нельзя прочитать до конца?
— Что такое конец? — спрашивал Уайяла. — Не понимаю слова.
— Послушай. Есть история. У нее есть начало и конец. Есть другая история — у нее другое начало и другой конец. Каждая книга — это какая-то история. Одна книга — одна история, всегда одна и та же.
— Есть книги, в которых написано всегда одно и то же?
— Да.
— Как?
— Одними и теми же словами.
Уайяла пожимал плечами и терял интерес к разговору.
— Во всех на свете книгах написаны всегда одни и те же слова, — заметил он. — Значит, в каждой книге написано абсолютно все.
— Нет. Сегодня, когда я начал читать — там была история про медвежонка, который сочинял стихи. Потом ты позвал меня обедать. И когда я вернулся, там была уже совсем другая история — о женщине, прилетевшей на зонтике. Ты хочешь сказать, что это одна и та же история?
— Я хочу сказать, что в книге написано все. То, что ты в ней читаешь в данную минуту — это далеко не все, что в ней написано.
— Я хочу знать, чем закончились приключения медвежонка. Как мне это сделать?
— Прочитать всю книгу, — отвечал Уайяла.
У книги Яла было множество граней. Ее можно было читать всю жизнь — и не прочитать никогда. Однажды он наткнулся в своей книге на историю о мальчике, который хотел сложить из льдинок слово «вечность». Но кто-то вмешался и не позволил ему этого сделать — у Яла от волнения дрогнула рука и новая грань выкинула его под парусом в открытое море.
— Нам пора, — сказал Уайяла.
— Ну, пожалуйста, еще минутку, — взмолился Ял.
Уайяла покачал головой.
— У нас мало времени, — сказал он. — Мы должны успеть дойти до холмов.
Ял чуть не плача поднялся на дрожащие ноги. Ну как можно быть таким упрямым? Ведь Уайяле стоит только пожелать — и они будут в ту же секунду у подножья холмов! Вместо этого он, Ял, едва переводя дух, будет плестись следом за своим проводником и прибавлять шагу всякий раз, как Уайяла будет оглядываться на него через плечо. А у Яла, аж в глазах темнеет — так ему нехорошо!
Он решил сделать последнюю попытку.
— Уайяла, я, кажется, заболеваю, — жалобно произнес он.
Уайяла кивнул, но шаг не замедлил.
— Поэтому нам надо поспешить, — ответил он.
Ял только вздохнул и попытался обращать поменьше внимания на тепыхающееся где-то в районе гортани сердце.
Холмы обступили их внезапно. Даже для Яла, привыкшего к мгновенным сменам пейзажа, это было неожиданно — холмы только что таявшие в сумерках на горизонте — такие же далекие, как и с утра — вдруг кинулись прямо под ноги и Ял, не удержавшись, заскользил по обледеневшему склону. Уайяла, чуть согнувшись, упрямо карабкался вверх.
— Может, поищем местечко в долине? — предложил Ял.
Но Уайяла будто не услышал. Ял раздраженно вздохнул и пополз следом за ним к вершине.
Если бы меньше дрожали ноги, и перед глазами не плыло, он бы согласился — оно того стоило. С вершины холма открывался сказочный вид — холмы у дальнего края мира переходили в горы, мягкие очертания сменялись четкими ломаными линиями, и все это горело, подсвеченное снизу только что зашедшим солнцем, переливалось всеми оттенками красного, зеленого, синего и желтого. Только в глубоких прорезях ближних долин залегла густая чернота. С вершины холма мир Уайялы выглядел совершенным кристаллом, выращенным кем-то искусным. Кем-то, кто наверняка знал, как сложить из льдинок слово «вечность». Из-за медленной смены освещения кристалл казался живым — он дышал и двигался, по нему пробегала дрожь — от красного к лиловому, от желтого к охряному. Цвета становились все гуще и насыщеннее, по граням пробегали искры.