Земля под его щекой была теплой и мягкой. Молодые травинки щекотали лицо, лезли в нос. Какой-то нахальный неповоротливый жук упал прямо ему в ладонь и задрыгал ногами. Он перекатился на спину и увидел прямо над собой огромное синее небо. Солнце едва миновало зенит и теперь упиралось теплым лучом в правую щеку. В траве и в кронах сосен на склоне холма гулял ветерок.
Он прикрыл глаза и принялся терпеливо ждать. Скоро внизу на краю луга среди вишен и яблонь появится дом. С невысокого крыльца в палисадник спустится женщина, на ходу вытирая руки дешевым белым полотенцем. Она окинет нетерпеливым взглядом луг и, увидев мальчишку, растянувшегося в траве у самой вершины холма, провозгласит на весь этот молодой мир его новое имя.
Твое сердце
Рабочий день подходил к концу. Город внизу сверкал огнями. Но Л. только безнадежно качал головой в ответ на этот безмолвный призыв. Сегодня ему придется задержаться. Он оставил попытки угадать в хаотическом мерцании окна своего дома и мигающую вывеску «Синей лошади» и с трудом отвел взгляд от вечернего города. В «Синей лошади» он мог бы сегодня встретиться с Ю. Сегодня ведь пятница? Л. задумался, пересчитывая дни. Неделя, без сомнения, тянулась уже долго. Но дни выдались суматошные, так что он легко мог ошибиться, и сегодня, например, четверг. В таком случае, идти в «Синюю лошадь» нет смысла — Ю. заглядывает туда только по пятницам. Впрочем, сегодня он туда и не пойдет — даже если бы оказалось, что сегодня пятница.
Как к концу недели могло скопиться столько работы? Чем он занимался — вчера, позавчера? Может, это несрочная работа, и он ее отложит? До полуночи у него есть все шансы застать Ю. в «Лошади», он уверен в этом. Но сначала он зайдет в супермаркет на углу — купит бенгальские огни и пакет желейных конфет. Для дочери. Он забыл о бенгальских огнях, когда делал рождественские покупки. Вернее, не забыл — бенгальские огни в списке покупок попали как раз на сгиб листка, и он не заметил этой строки.
Жена пожала плечами и сказала, что не удивлена.
Чем же он занимался целую неделю?
Память подсовывала обрывки разговоров, чей-то профиль за соседним столиком в обеденный перерыв, истерические всхлипывания за стеной. Это не имело никакого отношения к работе, а может, и вообще к его, Л., жизни. Он знал, что может добраться до любых воспоминаний, надо только сфокусироваться — и все, до единой мелочи, вся его жизнь…
Собственно, мелочи он и так превосходно помнил — память так бережно их хранит, что, наверное, в них-то все и дело, в мелочах. Так стоит ли напрягаться и искать в своем прошлом что-то еще?
Его и в настоящем-то больше всего занимало не Бог весть что. Ботинки. Вернее, один из них — правый. К концу дня он почему-то начал жать. Ничего удивительного, ботинки новые — от новой обуви только и жди неприятностей. Через сорок три минуты он останется в Центре совершенно один. Тогда он сможет просто снять башмаки и ходить по конторе в носках. Кстати, они целые? Не хотелось бы светить дыркой на пальце…
Что ж, в таком случае, ближайшие сорок три минуты он не будет делать ничего. Он имеет право, по крайней мере, поразмышлять о том, чего будет лишен в этот вечер. Для работы у него остается хоть целая ночь. Завтра отоспится. Может, это и к лучшему — полдня проспать с полным правом и чихать на все обычные ритуалы уик-энда. Полчаса назад он, как обычно по пятницам, позвонил жене и сказал, что задержится до ночи.
Она ответила, что не удивлена.
Интересно, она поверила, что он остался в Центре, а не пошел в «Синюю лошадь»?
Л. снова уставился в окно. Его мозг с колоссальной скоростью пережевывал короткие, словно случайно выхваченные камерой кадры, образы. Плиссированная юбочка Ю. Вспухшие от рыданий губы дочери — она снова поссорилась с мамой. Девочка излишне нервна — в тринадцать лет боится выстрела хлопушки. Зато совсем не боится огня. Особенно яркий кадр: позже, когда она уже не нервный подросток, и бетонную стену перед ней охватывает пламя — почему-то все происходит медленно, подобные минуты в человеческой памяти обычно растянуты до неприличия, — он успевает посмотреть ей в глаза, и не видит в них ни тени страха, одно только удивление.