Все же Людвик завернул в столовую и остался доволен — посетителей мало, одна молодежь; отходя от стойки с подносом, он заметил в углу громоздкую фигуру — ба! неужели сам дедушка Вааль пожаловал?! такой сотрапезник ничем не грозил — протокольно строгий в разговоре, Вааль не мог испортить настроение.
Вааль пригласил его величественным жестом — пожалуйста, место свободно — и немного сдвинул свой поднос.
— Здравствуйте, профессор. Давно не видел вас в Дьенне. Как поживаете?
— Благодарю, коллега, неплохо, — кивнул Вааль, подхватывая вилкой остатки салата.
— Удивительно, что никто не знал о вашем приезде. Вы возвратились — или только выступить в чтениях?
— На сей раз я вернулся надолго. Пора подвести итоги. До рождественских каникул отдохну, а затем — к студентам.
Герц Вааль преподавал биофизику и физиологию. Когда Людвик поступил в университет, Герц уже был профессором; время от времени ему присуждали почетные звания и вручали премии. Потом Вааль счел, что недостойно ученого так долго возглавлять кафедру, когда близится смена поколений, и удалился на покой в свою лабораторию, хотя ни у кого язык не повернулся бы сказать, что Герц Вааль — старик. Вернее, никто не мог с точностью назвать его возраст, а юбилеев Вааль не отмечал. Людвик стал лиценциатом, затем бакалавром, наконец доктором — а Герц, как и тридцать лет назад, оставался бледным рыжевато-седым мужчиной, напоминающим ростом Карла Великого, а поступью и осанкой — триумфатора. Иными словами, Герц Вааль был одной из живых легенд Дьеннского университета, и каждая новая волна студентов назначала награду тому, кто увидит профессора Вааля бегущим или, на худой конец, торопящимся; шутка была в том, что он никогда никуда не спешил.
Года два назад Вааль уехал в Южную Америку преподавать по межуниверситетскому обмену (лабораторией он руководил и из-за океана) или, согласно версии дьеннских остряков, поволочиться за смуглыми сеньоритами и приобрести для коллекции пару высушенных индейским способом человеческих голов. Что профессор не чуждался земных радостей, Людвик знал от своей тетушки Стины, которая с прямотой видавшей виды старухи созналась как-то, что во время оккупации душой и телом отдалась рыжему, синеглазому и нежному верзиле Герцу. Сейчас, глядя на Вааля, Людвик с трудом представлял, что этот невозмутимый дед был возлюбленным юной тетушки Стины, носил за поясом пистолет и бросал ручные гранаты у подъезда ратуши на Рыночной площади.
Они разговорились. Оказалось, что на чужбине Вааль переболел тропической дизентерией, провел фото- и видеосъемку развалин Сантанагио и Паримы — «Если вы интересуетесь доколумбовыми цивилизациями — милости прошу…» — и вообще получил массу впечатлений, которыми не прочь был поделиться с коллегой в такой хороший воскресный день. Это было тем более приятно, что в научных кругах, где они обычно встречались, Вааль изъяснялся языком толстых специальных журналов начала века, а чаще молчал. Впрочем, все, знавшие Вааля, утверждали, что, за исключением некоторой хмурой чопорности, он в сущности милый и доброжелательный, этакий мудрый филин, днем прячущийся от солнца в особняке за штофными гардинами, чтобы с наступлением сумерек предаться научным изысканиям под сводами полупустого лабораторного корпуса. По слухам, когда-то Вааль был женат, но неизвестно, принес ли этот союз плоды и чем завершился; на памяти Людвика Вааль всегда жил один, если не считать шофера и садовника.
— Вы спешите, коллега? я мог бы вас подвезти, если угодно.
Людвик слегка смутился. Он умел слушать и, кажется, ни разу за время беседы не изменил ни выражения лица, ни позы так, чтобы Вааль мог подумать, будто его рассказы об индейской Америке скучны, и что он задерживает вежливого человека ради собственного удовольствия. Не говоря уже о том, что Людвик не смотрел на часы — он не спешил, но действительно собирался уйти.
— Нет, я не тороплюсь. Мне предстоит сегодня один визит, но временем я не ограничен.
— Очевидно, вы хотели побывать в церкви или на кладбище.
«Еще один Шерлок Холмс… — с досадой подумал Людвик. — Куда же еще может направиться одиночка моих лет в воскресенье и в таком похоронном костюме, если его не ждут в точно назначенное время».
— Да, — кивнул Вааль, — я припоминаю. У вас была дочь. Я видел ее несколько раз на торжествах.
Людвик стал жалеть, что встретился с Ваалем. О Марсель он предпочитал вспоминать в уединении. Хорошо, если бы Вааль ограничился коротким соболезнованием — и тогда они расстались бы, вполне довольные друг другом.