Эта мысль обожгла Пантушку. «Степка, Авдотья... Их надо арестовать. Только бы Стародубцев скорее пришел».
Но ни Стародубцев, ни Яшка не появлялись.
Пантушка злился на Яшку, подозревая, что тот что-нибудь напутал или просто поленился сходить в волость. «Может быть, Стародубцева в волости нет, он ведь все время по селам мечется».
Пантушка снова спрятался в густых зарослях напротив каменной плиты и стал наблюдать за входом в штольню.
Время от времени он глотал воду, поглядывал на бутылку и жалел, что посудина маловата. Выходить из засады за водой было опасно.
Рассчитав, должно быть, уже в десятый раз, сколько времени потребовалось Яшке на то, чтобы дойти до Успенского, побыть дома, сбегать в волость и найти Стародубцева, Пантушка приходил к одному и тому же выводу: милиционер обязательно появится, если уж не в полдень, то к вечеру.
Наконец наступил вечер.
И вот послышался шум раздвигаемых кустов. Пантушка приготовился выскочить навстречу долгожданному Стародубцеву, но успел лишь приподняться и... вдруг застыл, пораженный.
В нескольких шагах от него стояла Авдотья. Оглянувшись по сторонам, она быстро прошмыгнула за каменную плиту.
Едва удержав крик, готовый вырваться из груди, Пантушка сел и растерянно смотрел на камень, за которым скрывался вход в штольню. Злоба на Яшку душила его, сердце колотилось так сильно, что он слышал его глухие стуки, на висках взбухли жилы, все тело сразу покрылось липким потом. Авдотья не арестована. А это значит, что Яшка ничего не сообщил Стародубцеву, что он проболтался, наверное, Авдотье, одним словом, вел себя подло. Пантушка твердо решил расправиться с Яшкой при первой же встрече.
Вскоре Авдотья вышла из штольни, за ней бородатый. Они тихо разговаривали и торопились расстаться.
Как ни напрягал Пантушка слух, он ничего не мог разобрать. Лишь два слова расслышал: «Малиновая поляна». Что это могло означать — понять было трудно.
Авдотья ушла, а мужчина скрылся в каменоломне.
Опять Пантушка остался один. И решил, что Стародубцев, видимо, придет поздно вечером, чтобы никто его не заметил.
Но милиционер не приходил.
А двое мужчин — Авдотьин знакомый и тот, которого так искал Стародубцев, — вышли из каменоломни и скрылись в лесу.
Весь вечер ждал их возвращения Пантушка, но они не вернулись. Тогда он забрался в одну из штолен, переночевал там, а с утра снова занял свой наблюдательный пункт.
В штольне
День был теплый, по-весеннему прозрачный, Хорошо в такой день работать в поле, вдыхая запах свежевспаханной земли, отдыхать под березой, качающей гибкие зеленые ветви, или сидеть над прудом у мельницы, выуживая красноперых с темными полосами окуней, а еще лучше идти по родной земле навстречу делу, которое зовет тебя.
В прекрасном настроении подходил Стародубцев к Кривому озеру. В молодом теле играла непочатая сила, в душе пела радость.
Навстречу ему выскочил из кустов Пантушка. С расчесанными волдырями на лице и руках, с ввалившимися глазами, он производил впечатление тяжелобольного.
— Ты здоров ли, Пантелей? — забеспокоился Стародубцев.
— Здоров, дядя Игнаша! — бойко ответил мальчик.
— Вид у тебя неважный.
— Спать хочется. А потом с харчами плохо... Со вчерашнего дня не емши.
— На-ка, — Стародубцев вытащил из сумки хлеб.
Пантушка ел и рассказывал. Рассказывал со всевозможными подробностями, не имевшими отношения к делу. Ему казалось, что важна каждая мелочь, что ничего нельзя упускать — все может пригодиться.
— Ясно! — произнес Стародубцев, выслушав сообщение. — Спугнули.
— Я? — с волнением спросил Пантушка.
— Нет, не ты. Авдотья предупредила. Я допросил ее вчера утром и сразу же пошел сюда. Но случилось неладное. Сбился с дороги. Я ведь тут давно не бывал. Проплутал весь день и заночевал в лесу. Сегодня чуть свет начал распутываться в дорожках и тропинках. Авдотья-то меня опередила, успела предупредить мужа.
Подумав немного, Стародубцев спросил:
— Ты хорошо видел обоих?
— Ну, как на ладони. Я же говорю, один этот самый... на паперти был в тот вечер.
— Ну, а другой — Гаврила?
— Какой Гаврила?
— Муж Авдотьи...
Стародубцев ласково потрепал Пантушку по шее.
— Молодец ты! Навел на след. Человек этот причастен к убийству комсомольца.