Слушая Стародубцева, Пантушка кивал головой:
— Понятно.
— В крайнем случае стреляй в ноги, чтобы убежать не могли. Ну, пошли!
Стародубцев и Пантушка подобрались к землянке с разных сторон.
Милиционер нарочно с шумом раздвигал кусты. Он знал, что заходить в землянку нельзя: из засады могут обстрелять. Самое лучшее, чтобы обитатель землянки показался сам.
— Айда, Пантелей, в землянку отдыхать!
Едва Стародубцев успел произнести эти слова, как из землянки вышел человек. Это был тот, кого они искали.
— Слышу, кто-то разговаривает, — с улыбкой произнес Судаков. — Даже обрадовался человеческому голосу.
— Что, давно людей не видали? — спросил Стародубцев, быстрым взглядом окидывая лицо и всю фигуру Судакова.
— Людей недавно видел, а с табачком не видался с утра. Нет ли, друг, закурить?
Все, что угодно, ожидал Стародубцев от этого человека — выстрела в упор, бегства, — но не этого мирного разговора с приветливой улыбкой. Не сводя глаз с Судакова, Стародубцев приблизился к землянке, миролюбиво сказал:
— Табачок найдется.
Он полез в бушлат за кисетом. В ту же секунду Судаков потянулся рукой в свой карман. Стародубцев остановил его:
— Чего же доставать пустой кисет.
— Я за бумагой, — ответил Судаков, неохотно высвобождая руку из кармана. — У вас хорошая бумага? Не газета?
— Самая лучшая. И не только по теперешним временам. Зиминская, специально для махорки. Даже со стихами. — И Стародубцев продекламировал:
Здорово! А? Капиталисты умели свой товар расхваливать.
— Да-a, реклама была поставлена, — подхватил Судаков. — Я, знаете, в Питере жил. Оно, конечно, наш брат рабочий мало видел — недоступно было, как говорится, не по зубам. Мы курили «Тройку» либо «Цыганку Азу», десять штук на копейку. А видать приходилось папиросы, что стоили по двугривенному штука. Сигары, говорят, по пяти рублей были. И все это расхваливалось. Везде только и видишь надписи: «Покупайте гильзы Катыка!», «Лучшие папиросы Шапошникова!», «Ешьте печенье «Эйнем». Дешево, вкусно, питательно».
— Я видел эти надписи в Петрограде.
— Вы тоже петербуржец? — с подчеркнуто радостной улыбкой спросил Судаков.
— Нет, я служил на Балтийском флоте.
— A-а!.. А мне Питер — родной город. Работал на Путиловском слесарем.
Закурив, они продолжали беседу, настороженно посматривая друг на друга.
— А сейчас куда путь держите? — спросил милиционер как бы между прочим.
— Так, по деревням брожу, пока руки кормят. Жена и сынишка от тифа померли. Фабрики и заводы стоят, безработица.
— Сразу всего не наладишь. Через год-другой хозяйство подымется.
— Революцию сделали! — воскликнул Судаков. — И хозяйство наладим. Наши рабочие руки соскучились по работе. Нам только дай...
Милиционер ничего не ответил, он смотрел на тонкие длинные пальцы Судакова. Нет, не рабочие были у него руки.
— По работе иной раз тоскуешь, как по хлебу. Привычка, — продолжал Судаков размеренным неторопливым говорком.
— Ну, как табачок? — спросил Стародубцев, затаптывая окурок.
— Ничего, неплохой. Спасибо, выручили. А то у меня табак отсырел.
— А теперь покажите ваши документы! — строго потребовал Стародубцев.
— Пожалуйста! — с готовностью ответил Судаков, но вдруг принял позу обиженного. — А почему я должен показывать свои документы первому встречному? Сначала вы покажите мне ваши документы.
Стародубцев без разговора показал.
— А теперь давайте ваши!
Милиционер быстро просмотрел удостоверение на имя Судакова Василия Сидоровича.
— Документы я возьму, — сказал он, — а вас попрошу следовать со мной.
— Это по какому праву? — взвизгнул Судаков. — Я буду жаловаться!
— Там видно будет. Идите вперед!
Судаков на минутку задумался, потом покорно спросил:
— Разрешите вещи взять? В землянке...
— Берите.
— Вот шел человек, прилег отдохнуть, и гонят куда-то, документы отбирают, — заворчал Судаков, трогаясь с места.
Вдруг он повернулся, взмахнул рукой, и Стародубцев почувствовал резкую боль в глазах. Выхватив наган, он наугад, ничего не видя, выстрелил в ту сторону, где зашумели кусты под ногами убегавшего Судакова.
— Держи! — кричал милиционер, отчаянно ругаясь.
...Получив задание Стародубцева, Пантушка спрятался за кустами, шагах в двадцати от землянки.
Он понимал, что предстоит не игра, а настоящее боевое дело, в котором он должен получить, по словам Стародубцева, «крещение». Милиционер так и сказал: «Ну, Пантелей, идешь на боевое крещение».