Стародубцев тщательно прицелился и неторопливо спустил курок. Судаков скорчился и перехватил пистолет из правой руки в левую.
— Сдавайся! — Стародубцев выскочил на открытое место, потрясая наганом. — Руки вверх!
Увидев милиционера, Судаков выстрелил в него, потом зло выругался. Патроны в пистолете кончились, он полез в карман за запасной обоймой, но перезарядить не успел: набежавший Стародубцев ударом по голове сшиб его с ног. Судаков попытался подняться.
— Лежать! — крикнул Стародубцев, угрожая наганом.
Обезоруженный, раненный в ногу и в руку, Судаков лежал на земле, злобно поглядывая на милиционера.
Подошел Пантушка с винтовкой наперевес, удивился, какое страшное лицо было у Стародубцева. Сняв с себя флотский ремень, милиционер стал связывать Судакову за спиной руки.
— Вот так будет спокойнее, — сказал он и предложил Судакову перевязать раны. Тот покорно согласился.
— Дядя Игнаша! У тебя на руке кровь.
Только теперь Стародубцев заметил разорванный окровавленный левый рукав. Рана была сквозная. Пуля пробила мякоть, не задев кости. Изорвав рубашку на ленты, он забинтовал руку, закурил.
— Курить хотите? — спросил он Судакова.
— Какое великодушие! Подумайте! — Судаков усмехнулся, нервно подергивая щекой. — Ранить человека, перевязать раны и угостить махоркой.
— Я могу и не угощать.
— Нет, отчего же. Я закурю. Развяжите руки, не убегу.
Стародубцев освободил Судакову руки, дал закурить, но вставать на ноги не разрешал. Сам сел на пень.
— Кто вы такой? — спросил он.
— Судаков. Василий Судаков. В прошлом питерский рабочий, слесарь, теперь безработный.
— В таком случае зачем вам было убегать?
— Потому что вы бандит. Сейчас вашего брата немало по лесам шляется. У вас поддельные документы на имя милиционера. Я сразу увидел, что документы поддельные. Жаль, что я не убил вас. Мне бы Советская власть спасибо сказала. А сейчас я беспомощен. Вы меня пристрелите, потом стащите сапоги, костюм. Много ли вам надо! Документами уже завладели, они бандитам тоже годятся.
— Вы идти можете?
— Куда?
— В волость, верст шесть-семь.
Судаков молчал.
— Я вас спрашиваю!
— Я с разбойниками не хочу разговаривать, — ответил Судаков и начал приподниматься.
— Лежать! — Стародубцев подскочил к нему, схватился за наган. — Если еще попытаетесь встать, я из вас котлету сделаю!
Судаков подчинился, лег на бок, облокотясь на здоровую руку.
— Пантелей!
— Слушаю, дядя Игнаша!
— Эту записку отнесешь в Успенское, председателю сельсовета. — Стародубцев написал несколько слов на листке бумаги, протянул Пантушке. — Давай винтовку. Прочитай, а то вдруг потеряешь и не будешь знать, зачем послан.
Уходя, Пантушка прочитал записку:
«Товарищ Васин!
Пойман крупный зверь. Немедленно шлите подводу с Пантушкой. Он покажет дорогу.
Только к вечеру вернулся Пантушка с подводой. Судакова посадили на телегу. С одной стороны от него сел возчик, с другой Стародубцев и Пантушка.
Теперь, когда самое опасное осталось позади, Пантушке сделалось страшно. Подумать только! Он сидит рядом с преступником, слышит тяжелое дыхание его, видит налитые злобой глаза.
Пантушка с огромным уважением и любовью смотрел на Стародубцева, который то и дело вытирал платком воспаленные, беспрерывно слезившиеся глаза.
Когда проезжали мимо Малиновой поляны, Стародубцев велел остановить лошадь и послал Пантушку в землянку.
— Принеси все, что найдешь там.
Пантушка принес большую котомку и трость. В котомке оказались слесарные ножницы, паяльник, кусок олова, напильник.
— Ваше? — спросил Стародубцев Судакова.
— Мое. Я же говорил, что хожу по деревням, кормлюсь своим ремеслом.
— В волости разберемся.
— Дядя Игнаша, смотри!
Трость, которую вертел в руках Пантушка, вдруг разъединилась: в одной руке у него был пустотелый стержень, в другой острый кинжал.
— А это тоже слесарный инструмент? — спросил Стародубцев, показывая на кинжал.
— Нет, это для самозащиты от зверей, — нисколько не смущаясь, ответил Судаков.
В душу Пантушки вдруг закралось сомнение. Кто знает, может быть, и в самом деле этот человек ни в чем не виноват, может быть, он и вправду слесарь и ходит по деревням, починяет кастрюли, тазы, ведра. И оружие ему нужно. За войну столько расплодилось волков, что стаями бродят, и были случаи, на людей нападали. Все может быть. А его взяли да изранили и теперь везут в волость.